– …Федя, прошу тебя, будь элегантен. Если к тебе подойдет женщина, уступи ей место рядом со мной!

Солдат Федя оценил шутку и заржал.

Вцепившись в руку Глеба, девочка, не отрываясь, смотрела в окно автобуса, чуть покачиваясь и прижимаясь к нему на поворотах.

Через большое современное стекло капитан Глеб рассматривал свой старый и уже совсем не такой, как в его далёком детстве, город.

Центральная улица, по которой они ехали, и в те давние, пионерские времена не казавшаяся особенно просторной, за эти годы стала совсем узкой и неряшливой.

Панас как-то говорил ему, что в прошлом году местные власти начали очень активно переименовывать главную улицу Города, в духе времени отрекаясь от старых символов. Административных сил хватило ненамного. Продолжать делать что-то конкретное было лениво и чиновникам нравилось заставлять упрямых местных жителей одну половину провинциальной магистрали именовать только Преображенской, а другая, неохваченная демократическим энтузиазмом, по-прежнему оставалась улицей Ленина. Таблички с названиями на всей протяженности двуствольной улицы висели произвольно. Через раз. На магазинах, мелких магазинчиках и частных домах всё больше красовались новенькие, синие и блестящие «Преображенская», а на общественных зданиях – облупленные чёрненькие «ул. Ленина». Несколько продолжительных домов несли на себе сразу по два разных указателя. Чтобы люди не заблуждались.

…Часто салон автобуса пересекали резкие блики магазинных витрин и других, таких же сплошь стеклянных уличных сооружений. Казалось, что каждую привычную двухэтажную избушку старого города новые владельцы, вчерашние местные школьники, случайно побывавшие недавно в Анталии, в Москве или, вроде как бы, в Праге, сегодня стремились превратить во что-то, поразившее их за границей до самых печёнок. Мелькали названия: «Эльдорадо», «Колумбия», «Венеция», красной дверью выделился посреди улицы «Центр постельного белья «Маркиза», исчезли за автобусной кормой «Удивительно выгодные шоп-туры в Турцию», на очередной остановке привлекла неказистостью и позволила себя подробно рассмотреть столовая застойных времен «Рябинушка».

Капитан Глеб хмыкнул, улыбнулся.

Почти перед каждым новеньким магазинчиком стояла красивая легковая машина. Те из них, которые были побольше и почерней, обязательно занимали при этом часть неказистого тротуара, сгоняя самим присутствием там своих туш рядовых пешеходов на проезжую часть. У дверей личных магазинов и в непосредственной близости от персональных автомобильных капотов по двое-трое-четверо беседовали пацаны – упитанные сорокалетние мальчишки, одинаково одетые во всё светлое, каждый с пухлой кожаной барсеткой в руках.

На главной улице тесного городка было тепло, казалось, что солнце и светлые облака на прозрачном небе были специально простимулированы местными деловыми людьми, чтобы иметь возможность показать себя остальной пролетарской публике во всей красе. Все купчики были сегодня одеты в лен: и штанишки на их плотных ножках и попках, и рубашонки на пузиках, всё было из светлого льна в вариациях. Крамольно даже казалось, что будто бы какой-то главный пацан сверху скомандовал им: «Да пребудут в летнем сезоне все уважаемые граждане Города в льняном! Отныне и навеки! Аминь!».

На всей центральной уличной протяженности магазинные владельцы были одинаковы, как пупсики. Правда, ноги некоторых из них украшали ботинки модой ещё с прошлого сезона – светлой кожи с огромными загнутыми носами, как в восточных сказках. Видно было, что во всех их семьях накануне тёплого времени года произошел примерно такой, одинаковый для всех бережливых семей, разговор: «А чо, полуботиночки-то ноские, сезон ещё походят, в прошлом-то годе все знакомые от таких ботинок-то пищали, завидовали».

Асфальт на неширокой проезжей части тоже был хорош. Не бросало. Гладкая тротуарная плитка перед магазинами и ларьками, принадлежащих льняным мальчуганам, иногда внезапно обрывалась классическими лужами перед Домом быта, муниципальной часовой мастерской и у некрашеных щелястых дверей Совета ветеранов Партизанского льнозавода. На некоторых свежих фасадах чернели корявые аэрозольные надписи: «Федор ушел на фронт. Май 2009 года», «Костяна проводили в армию. 14.09.2012», «Пыжу унесли в военкомат…».

Как-то странно уменьшился за эти годы непререкаемо доминантный прежде памятник вождю Ленину. Он казался сейчас незначительным и, даже, несколько смущённым своим соседством с гигантской рекламой какого-то суперпитательного майонеза… В робкой листвяной зелени другого скверика, справа по ходу, неожиданно выскочил на солнце, блистая шикарной купеческой бородой, чей-то незнакомый бронзовый бюст. Два года назад его, вроде, здесь не было…

Автобус был хоть и старенький, потрёпанный, но всё равно иностранный. Даже значительная пассажирская толпа внутри него нисколько не мешала атмосфере быть пока по-утреннему хорошей и прохладной. Крупные электронные часы над перегородкой водителя мелькали зелёными полосками. Технические цифры неуклонно менялись, напоминая далёкие царские времена: 17.01, 17.14, 17.21.