У вас, видимо, нет детей, спрашивает она.

Нет, нет, отвечаю я и тут же чувствую укол совести, я предаю своих ребятишек, мою тонконогую музыкальную с всклоченными волосами зеленоглазую восьмилетнюю девочку, моего отчаянного, ловкого, подвижного, растрепанного пятилетнего мальчугана, в одну секунду я отчетливо представила их себе: Наташа и Ули на диване рассматривают книжки с картинками, за кухонным столом с домашним заданием, рассвирепевшие после ссоры, с разбитым в кровь коленом, с высокой температурой, кашляющие, зовущие, зовущие меня, но потом я смотрю в глаза госпоже Менг Во и качаю головой.

Нет, ведь все успеть не получается, я полностью отдалась карьере, люблю путешествия, с детьми это невозможно.

Теперь она клюнула.

Дети дарят красоту, говорит она. Она полагает, что мне недостает красоты, поскольку я бездетна, но она ошибается, она ничего не знает о Наташе и Ули и никогда не узнает, что существуют другие причины, почему я недостаточно красива, ей не ведомо, как прекрасны лица тех, кого я произвела на свет, кормила, пеленала, на мгновение я тоже забываю об этом. Я вижу только лицо госпожи Менг Во на фоне клубящихся белизной стен и мое отражение в ее глазах, но я уже не вижу так ясно Наташу и Ули, мне на ум приходят только какие-то незначительные детали, Наташин фотоаппарат, шрам Ули от последнего падения с велосипеда, этот шрам я вижу так отчетливо, словно Наташа сфотографировала его.

Может быть, но в моей жизни детям места нет. Я редко бываю дома, вечерами у меня бизнес-встречи, я хожу ужинать с моими деловыми партнерами: разнообразное меню, со вкусом подобранные вина, мы едим и беседуем, курим и пьем, делаем все, чтобы преуспеть, организуем большие проекты, иногда это перерастает в отношения, не думайте, что я все отдаю на волю случая: я выбираю ресторан, вино, наряды, все сочетается.

Да, говорит госпожа Менг Во, и я чувствую, что меня оценили и поняли.

Вы все выбираете правильно, говорит она, и сейчас вы здесь. Мы киваем друг другу, и какое-то время царит молчание, теперь я могу спокойно закрыть глаза и ни о чем не думать, кроме как о белых стенах кабинета, аромат сосны мне уже не мешает, и я больше не вспоминаю о тех ночах в походной палатке, когда мы, свернув свитера вместо подушек, лежали, прижавшись друг к другу, насколько позволяла жара, соприкасались не только наши руки, ноги и животы, но и пальцы ног мы сплели, так крепко, что ни один из нас не мог отодвинуться, мы лежали так всю ночь, и, когда один начинал проваливаться в сон, другая расталкивала его и еще крепче сплетала пальцы, ведь разлука была невыносима, и, когда на улице что-то начинало потрескивать, сначала на ум приходила мысль о костре, и о лесном пожаре, и о том, что времени не хватит, чтобы убежать, и что пожар распространится в доли секунды и выйдет из-под контроля, и мы продолжали лежать; если одной хотелось пить, другой делал глоток, припадал к моему рту и утолял жажду; и тучи комаров вились вокруг нас, укусы на теле превращались в большие раны, так, что мы были похожи на израненных бойцов. Чтобы не расчесать тело в кровь, мы прижимали ладони к зудящим местам, пока совсем не забывали о них, и о лесном пожаре, и о сухих соснах, чьи корни так глубоко вросли в землю, что им всегда хватало воды.

У меня замечательная гостиница, бормочу я, «Ройял мандарин», там очень комфортно, и при этих словах я забываю нашу маленькую жаркую спальню, в которой мы сами укладывали паркет, и просторную детскую с двухэтажной кроватью, сверху Наташа, снизу Ули, я ударяюсь головой, когда карабкаюсь к Наташе, чтобы обнять ее перед сном, и не она нуждается в моих объятиях, а я в ее, я лежу рядом с ней, пока она не расслабляется и не засыпает. Самой мне не спится, я смотрю на мерцающий молочный свет луны и зажимаю ее горячую ножку между своими ороговевшими пальцами ног, которые сейчас до шелковой мягкости натирает госпожа Менг Во, потом я поеду в «Ройял мандарин», в свой шикарный номер, в котором, прохаживаясь туда-сюда, буду прокручивать в голове программу встречи на завтрашнее утро, и огни Сингапура будут светить подо мной, ведь номер расположен на самом последнем этаже.

Высоко-высоко, бормочу я, голова в облаках.

Госпожа Менг Во отключает пар и откладывает в сторону пинцет. Равномерными движениями она массирует мне лицо, проводит рукой по носу, лбу, поглаживает подбородок, не путая профессиональные движения с лаской, чувство такое, что я для нее не более чем гладильная доска. С той же деловитостью, с какой госпожа Метелица из детской сказки выбивает подушки, сильно встряхнет, удар в самую середину, и дело готово.

Госпожа Менг Во уже не слушает, она втирает крем в каждую пору, похлопывает меня по губам, пока те не начинают пылать, потом растягивает кожу, как будто хочет стянуть с меня лицо, я издаю тихий стон, мне больно. Она останавливается, берет меня за подбородок и поворачиват к себе.

Сколько мне лет, спрашивает она.

Меня бросает в пот. Я не знаю здешних нравов, любой ответ может оказаться неверным, я не знаю, хочет ли она казаться старше или моложе. Я не хочу врать, лучше уж ничего не отвечать, я думаю, у вас нет возраста.

Ответ попадает в точку. Она улыбается.

И вы могли бы выглядеть на тридцать. У вас нет детей, вы хорошо зарабатываете, вы уважаемы в мире бизнеса. Все зависит только от вас. Она подает мне одну руку, а другой одновременно подносит к лицу круглое зеркало. Я вижу гладкое, слегка лоснящееся, пустое лицо и приветствую себя.

Я провожу пальцем по щеке. Кожа больше не рыхлая, лицо подходит мне идеально. То же самое я говорю госпоже Менг Во, когда та открывает дверь спа-кабинета. Перед дверью стоит другая дама, слегка склонив голову, словно все это время подслушивала наш разговор. Она с улыбкой протягивает нам тарелку с кусочками манго, чтобы оставить за дверью все плохое, объясняет госпожа Менг Во и помогает мне снять халат, при этом ни разу не взглянув мне в лицо, словно результат не должен вызывать никаких сомнений.

Вы ведь уже все оплатили, говорит она и протягивает мне свою визитку, которую я тут же прячу. Теперь я отправляюсь в торговый центр «Парадиз» пить итальянский кофе, чтобы заглушить жжение имбирного чая, и развеять необычайную сонливость, которая обволакивает мое новое лицо, и еще чтобы купить себе новый костюм. Сумка с сувенирами остается лежать у вешалки.