Теперь нужно было найти вербовочный пункт. Рита, со слов этого неизвестного ему Левкиного знакомого, говорила о белом неприметном здании на холме. Оставалось надеяться, что в небольшом городе не так много неприметных белых зданий…

Голова разболелась от мелькавших перед глазами незнакомых стен, углов и узких подворотен. Марат был уже готов сдаться, остановиться и дождаться, пока подойдет полицейский. А потом объяснить ему все – бог знает на каком языке – и предоставить ему самому решать, что теперь делать с нелегалом. А потом… Потом он увидел здание на холме. Действительно, белое, неприметное – простая светлая коробка, несколько окон, невысокая ограда, ступеньки вверх. И мигрень сразу отступила, а грудь наполнилась свежим морским воздухом.

Уже почти у ограды он разглядел полицейского в белой форме, отчего-то заинтересованно смотревшего в его сторону. Так. Нужно действовать быстрее. Чертовски обидно будет облажаться в самый последний момент.

Марат, прибавив шагу, бросился к лестнице. Полицейский, кажется, разгадав его маневр, ринулся за ним, окликая Марата по-французски. Тот разобрал только слово «мсье». Не отвечая, он бежал вперед, перепрыгивая сразу через три ступени. Жандарм уже дышал ему в спину. Цепкая, словно крабья клешня, рука ухватила его за плечо. Но Марат, вывернувшись, перемахнул ограду и оказался во дворе белого здания. Только теперь он развернулся к своему преследователю и комично развел руками. Мол, прости, брат, в следующий раз меня сцапаешь. Жандарм прищелкнул зубами от злости, но отступил. Выходит, Ритин знакомый говорил правду – территория Иностранного легиона не подчиняется гражданским властям.

На пропускном пункте перед домом его встретил военнослужащий в светло-серой форме. Парень кивнул, убрал куда-то паспорт Марата и кивком головы приказал следовать за собой. Дверь белого здания, деревянная, с вырезанными на ней французскими лилиями, захлопнулась за ними. И Марат вдруг с небывалой ясностью осознал, что она навсегда отгородила его от Риты, от всей его былой жизни.

В подвальном помещении их собралось около сорока человек. Молодые мужчины, от 17 до 40, разных национальностей, разных рас. Марат краем глаза оглядывал своих будущих товарищей. Такие разные лица: узкие и круглые, со светлыми и темными глазами, курносые и носатые. Кто-то из них пройдет отборочные тесты и будет принят, кого-то признают непригодным временно и посоветуют обратиться в легион через год, кто-то через несколько недель покинет легион навсегда. Интересно, что будет с ним? Загадывать он не хотел – время покажет.

Появился немолодой подтянутый мужчина в военной форме. Марат предположил, что это командир вербовочного пункта. Он спросил о чем-то по-французски, кажется, кто из новобранцев владеет языком. Поднялось всего несколько рук. Значит, остальные здесь – иностранцы, такие же бесправные, как и он сам.

В комнате появилось несколько офицеров, каждый из которых по очереди обратился к завербованным на одном из европейских языков. Один из них, высокий блондин с широко расставленными голубыми глазами, заговорил на русском, чуть заметно коверкая слова и пришепетывая на согласных. «Поляк, наверно», – решил Марат. На речь этого офицера отреагировал не только Марат, но и еще несколько человек, для которых русский язык был родным. Марат постарался запомнить их лица – значит, вот они, его соотечественники.

Один из парней, говоривших по-русски, стоял как раз рядом с Маратом. Когда закончился инструктаж, он повернулся к нему, сунул широкую ладонь.

– Земляк, значит? Ну, здорово! Меня Витя зовут. Я из Минска.

– Марат, – коротко представился он.

Никаких подробностей о своей биографии ему сообщать не хотелось. В конце концов, он и подался сюда для того, чтобы стереть свое прошлое.

– Ну так че, будем держаться вместе? – весело шепнул Витя.

Переносицу его пересекал короткий белый шрам, придавая лицу залихватское выражение.

– Как получится, – отозвался Марат.

Всем собравшимся в помещении выдали темно-зеленые спортивные костюмы, теннисные туфли. Затем парни начали по очереди подходить к офицерам и сдавать личные вещи. Один из офицеров, тот самый, кого Марат посчитал поляком, коротко опрашивал новобранца и что-то записывал в тетрадь.

Когда дошла очередь до Марата, он спокойно отдал офицеру рюкзак. Подумал: «Хорошо, что у меня не осталось ее фотографии. Жалко было бы отдавать». Облаченные в темно-зеленые костюмы, теперь все они выглядели одинаковыми. Впрочем, Марату это преображение было привычно, однажды он уже видел такое, в первый день в армии. Когда десятки не похожих друг на друга ребят вдруг в одно мгновение превращались в безликую военную массу. «Наверное, это для командиров, – подумал он. – Чтобы проще было мыслить полками, а не человеческими личностями. Пушечное мясо…»

Им объявили, что с завтрашнего дня начнутся отборочные тесты, а сейчас их проводят в казарму, где можно будет отдохнуть. Просторная комната, ряды одинаковых коек. Марату на мгновение показалось, что вся его короткая гражданская жизнь была лишь сном, что он и не уезжал никуда из армии, не был дома, не видел Риту.

Витек действительно старался держаться к нему поближе.

– Ты по-французски сечешь? – настойчиво допытывался он. – А по-английски? В школе учил, ага? Я тоже. Кроме «хау ду ю ду» ни хрена не помню. Ну ничего, если отбор пройдем, говорят, научат.

Марат равнодушно пожал плечами, растягиваясь на койке. Ему хотелось, чтобы этот доставучий парень поскорее отвалил от него. Хотелось закрыть глаза и увидеть Риту. Как она улыбается и ее верхняя, вырезанная острыми уголками губа приподнимается. Как откидывает неровные пряди волос со лба. Как злится и брови ее сердито сходятся на переносице. Как склоняется к нему и глаза ее мутнеют от желания. Увидятся ли они еще когда-нибудь? Он твердо сказал ей «да!», потому что именно так и чувствовал в тот момент. Но если он пройдет тесты, ему придется подписать контракт как минимум на пять лет. За это время… Что только может произойти за это время! Даже если он не погибнет, все равно шансы, что они когда-нибудь будут вместе, очень малы. Если же тесты он не пройдет… Марат, честно говоря, понятия не имел, как поступит в этом случае.