Разбудили ведьмочку две вещи — нещадно раскалывалась голова, и где-то настойчиво звонил телефон. Застонав сквозь зубы, Мира высунулась из-под одеяла, но вставать ни в какую не хотелось. Телефон продолжал разрываться и было в этом что-то болезненно знакомое — наверное, из управления звонят, на ковер вызывают, догадалась Миранда, больше никто так рогом не упирается. А раз так, то трубку по — любому надо успеть поднять, иначе приедет специальный курьер, а после его визита по больницам бегать замучаешься, нашлет для профилактики и в назидание заразу какую-нибудь.

Миранда быстро, но аккуратно сползла с постели и, как была в полотенце, вышла в гостиную. Поискала телефон — тот обнаружился под столом.

— Алле!

В ухо ей зазвучал механический бесполый голос.

— Миранда Новикова приглашается завтра, седьмого июля, в одиннадцать двадцать две по местному времени в Главное управление по делам ведьм и проклятий для дачи объяснений по поводу отсутствия её на последнем Шабаше. Кабинет сто четыре.

Вот так — ни здрасьте вам, ни до свидания — это считается плохим тоном. Чем больше грубости, тем лучше. А вообще любое проявление доброты и вежливости для ведьмы — уже плохой тон.

Миранда вздохнула, положила трубку и тут же пометила в небольшом настенном календарике завтрашний день — жирно обвела красным и подписала: одиннадцать двадцать две, кабинет сто четыре и три восклицательных знака нарисовала.

И что это за бестолковое время — одиннадцать двадцать две? Почему не двадцать пять или не половина двенадцатого в конце концов? И что за кабинет? Разве ее не к Старшей отчитываться вызывают?

Ладно, это не столь существенно, важнее было разыскать таблетки от головной боли или настойку какую, а то от боли тошнило. Но ни на кухне, ни в спальне, ни в гостиной ничего похожего Мира не обнаружила и с тоской поняла, что придется идти в аптеку. Подошла к зеркалу, в который раз ужаснулась собственному отражению — волосы дыбом, глаза безумные, красные от недосыпа, как у вампира, завидевшего жертву, на лбу переливается всеми цветами радуги здоровенная шишка, да еще душ смыл тональный крем с лица и на подбородке явственно проступил вчерашний синяк. Мда, что и говорить — Мира выглядела как жертва домашнего насилия, либо как базарная торговка, вступившая в неравный бой за свой товар.

И с этим тоже что-то надо было делать — завтра ей предстояло явить свое подпорченное личико в участок, а затем — в управление. Мира поломала голову и решила — не пойдет она в аптеку, а наведается лучше к местной знахарке в лавку недалеко от дома. Там и снадобье можно обезболивающее прикупить и зельем, синяки сводящим, разжиться. Уж сколько невезучая ведьмочка на своем веку этих зелий перепила — не сосчитать, пора скидку требовать как постоянному клиенту.

Одевшись потеплее — на дворе было начало июля, но холод с утра стоял неимоверный, в платьице не погуляешь — Мира нахлобучила на голову кепку, надвинула пониже козырек, дабы ее украшения не бросались в глаза, и вышла из дома.

Добралась до знахарки без приключений, и за это была богине Ярости очень благодарна. Войдя в лавку, девушка окунулась как в воду в невероятные ароматы трав, витавшие в воздухе. Можно было учуять засушенный шиповник, аралию и арнику, одуванчик и падуб, на общем фоне выделялись горькие нотки полыни. На прилавке девушка заметила перевязанный синей ленточкой вороний глаз, а также букетик вереска. Витая узкая лесенка из мореного дуба убегала на второй этаж. Большие, от пола до потолка, шкафы со стеклянными дверями были заполнены разномастным баночками и сборами. Отдельно в темном углу стоял шкафчик, где хранились сушеные травы и соцветия, а так же семена и плоды. Здесь царил приятный полумрак, было чистенько и опрятно, что очень многое говорило о хозяйке лавки. Некоторые знахари, державшие подобные магазины, например, не слишком усердствовали в уборке помещений по той причине, что травы и цветы вечно умудрялись осыпаться где надо и где не надо, и даже после часа ползания со шваброй в зубах и выскребания пыльцы и лепестков из углов, результата зачастую не видно вообще.

Не успела Мира сделать и пары шагов, как навстречу ей вышла — из ниоткуда — сухонькая старушка. Сморщенная, как изюм, с блестящими круглыми, вороньими, глазами. Одета она была в чистую сорочку с вышивкой, идущей по подолу и рукавам, подпоясана передником. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, на тонких слегка дрожащих пальцах красовались перстни, в мочках ушей висели затейливые сережки — обереги. Это и была знахарка, хозяйка лавки, звали ее Матрена Патрикеевна.

— Доброго здоровьичка, — обратилась старушка к Мире. — Давненько ты, милка, ко мне не захаживала.

Мира привычно огляделась по сторонам — не слышит ли кто — и негромко ответила:

— И вам всего доброго, Матрена Патрикеевна.

— Чавось пришла? Неужто случилось чаво?

— Да вот… — Мира стащила кепку с головы и показала лицо.

Старушка ахнула:

— Да тьфу на тебя, бестолковку такую! В гроб меня вгонишь переживаньями ненужными! Чаво случилось-то? Говори как есть, на духу!

Мира рассказала как было — все, начиная с неудачного падения перед Шабашом и заканчивая стычкой с вампирами на пустынной улице и недавним происшествием в ванной.

— Ох, ты ж, золотко мое несчастливо — невезучее! Расправы чинят, живота не дати бедому дитяте, злодеи окаянные! Нераденье и небреженье везде! За что ж судьба-то у тебя такая злодейка! — запричитала Матрена Патрикеевна, прижав сухонькие ручки к груди.

— Да вот богиня только знает, за что, бабушка.

— Охохоюшки… дела богов нам неведомы и темны потому. Ну, милка, давай-ка глянем, чем подсобить смогу. Надобен тебе, говоришь, сбор от шишек да синяков твоих, так буде.

— Благодарствую, Матрена Патрикеевна, а от головы есть что-нибудь?