Он неожиданно объявил, что хочет ставить балет тотчас, не откладывая.

Планирование заняло у него пять лет. Пока завистники шушукались, мол, годы уходят, а балета не видать, он напряженно размышлял. Привыкшие к мельканию клиповой культуры дураки не понимали, что настоящие произведения рождаются неспешно.

Замысел, вопреки предположениям недоброжелателей, существовал. Восемь танцовщиков – семеро мужчин в нарядах шахтеров-гномов и один Белоснежка, должны были принимать различные позы и замирать, изредка сменяя одну позу другой.

И так в течение всего положенного времени, два часа сорок пять минут с антрактом.

Вера вызвалась помогать, найти место и уговорить танцовщиков за символический гонорар, который она возьмет на себя. Еще при банкире она, вспомнив рисовальные навыки, устроилась в окраинный дом культуры преподавательницей в кружок. С директрисой этого заведения и удалось сговориться. Та потребовала сценарий, чтобы убедиться, что ни бранных слов, ни фрагментов обнаженного тела, ни выпадов в сторону правительства и конфессий в постановке нет, и была очень удивлена, когда получила один-единственный лист бумаги, заполненный текстом лишь на треть. Да и те скромные строки заключали в себе описание миссии спектакля и его места в мировом театральном процессе.

Повертев листок в руках и заручившись горячими заверениями Веры в абсолютной, даже вызывающей лояльности постановки, директриса дала добро.

Через несколько дней режиссер проводил набор артистов. Репетициями решено было не злоупотреблять, во-первых, не позволяли сроки договора с залом, а во-вторых, что было, пожалуй, решающим, режиссер принципиально хотел выпустить наружу чистые, не затертые тренировками инстинкты актеров.

В другой раз Вере могло бы показаться, что от репетиций отказались не по причине особенностей художественного высказывания, а потому, что на репетициях принято репетировать, разбирать план, давать наставления, а плана и наставлений режиссер явно не припас. Но Вера всего этого не замечала или не хотела замечать. Она была если не влюблена, то очень цеплялась за свое романтическое увлечение, пребывала в некоторой горячке, свойственной тем, у кого последний шанс и другого не представится.

Во второй половине июня, под занавес сезона, когда температура окружающей среды подскочила, почти сравнявшись с температурой здорового человеческого тела, случился день премьеры.

За полчаса до начала районные театралы образовали небольшое столпотворение. Представители прессы, хоть и не первосортные, заглянувшие ради угощений, которые из-за отсутствия средств так и не были поданы, скучали. Директриса решила сэкономить и отключила кондиционеры – возникла духота.

Прозвенел третий звонок, и жители района потянулись в зал, заполнив не меньше половины мест. Лучшие кресла, обозначенные табличками с именами знаменитостей, вызывающе пустовали – театральная элита постановку проигнорировала.

Как, впрочем, и создатель.

Режиссер не явился, телефон его был выключен. Разыскивать пропавшего было поздно да и некому.

Оказавшаяся в довольно странном положении Вера решила спектакль не отменять. Побывав на всех двух встречах автора с артистами, она знала, что и как должно происходить. Сообщив коллективу туманную отговорку по поводу неявки постановщика, она проверила общую готовность и обеспечила начало балета точно в обозначенное на афише время.

Сначала все шло неплохо. Первые минуты две-три, может быть, даже четыре. Артисты, изображающие не столько гномов, сколько шахтеров, застыли в различных позах перед жителями района. Один отдавал пионерский салют, другой занес кирку, третий сидел на корточках. Никто, ни на сцене, ни в зале, не шелохнулся, пока какой-то заморыш из партера не зааплодировал и долго не унимался. Реакция районного интеллигента на актуальное искусство.

Воспользовавшись замешательством в рядах жителей района, артисты сорвались с мест и после непродолжительной кутерьмы застыли в обновленных позах. Жители района решили, что это такая модная игра, возможно, флешмоб, и принялись хлопать в ладоши, чтобы хлопками расколдовать зачарованных горняков и Белоснежку, которую, точнее которого, кто-то с галерки успел нецензурно обозвать. Артисты, так и не уяснившие, что от них требуется, сбитые с толку исчезновением руководителя, стали действовать по наитию: кто-то, услышав хлопки, скакал, кто-то продолжал стоять замерев, кто-то размахивал руками и крутил головой, уподобившись почитателям знаменитого гипнотизера Кашпировского.

Наигравшись довольно быстро с танцовщиками, жители района перестали аплодировать и зашелестели распечатанными лично Верой программками, надеясь отыскать в них спасительные разъяснения. Надо ли говорить, что сочиненный режиссером авангардный манифест не только не удовлетворил жителей района, а, напротив, привел в заметное раздражение.

В результате всей этой импровизации к началу антракта половина зрителей зал покинула. Бежали поодиночке и целыми семьями, одни воровато пригнувшись, другие гордо, во весь рост, фыркая, хихикая, молча или негодуя.

После жидких, милостивых хлопков Веру подозвала директриса и сделала выговор. В балете принято прыгать с выкрутасами, а не стоять истуканом, и вообще происходящее возмутительно. Хорошо, вход бесплатный, а то бы пришлось деньги возвращать.

Один подвыпивший журналист с независимого сайта, который, как позже обнаружилось, оказался временно заблокирован за неуплату, задал несколько пустых, унизительных даже, вопросов о том, что мастер хотел сказать своим произведением. Узнав, что балет не закончился и будет второе действие, журналист не счел нужным скрывать удивление. Оказалось, что и прочие зрители решили, что конец, и с антракта вернулся только один близорукий в сопровождении блеклого женского существа из числа знакомых автора.