– А принять тебя могут, – добавил Шалут. – Ты в нашей работе по уши…

– А сдашь кого-нибудь, я тебе своими руками штифты выну! – возбужденно вскочил с места молодой и даже пальцы растопырил – словно собирался воткнуть их Матвею в глаза.

– Ша, Фидель! – одернул его Шалут. – Матвей не сдаст! Я его насквозь вижу.

Фидель сдал назад, сел на свое место. А Шалут достал из кармана новенькую, запечатанную колоду карт и, глядя на Матвея, с загадочной улыбкой проговорил:

– Погорячились мы по ходу, нужно остыть.

– Ну, можно.

Матвей напрягся. Карты действовали на него как зажженная лампочка на собаку Павлова. Он обожал одуряющие моменты, которые приносит сорванный банк, да и легкие деньги любил не меньше.

Шалут глянул на Фиделя, тот скривился и нехотя сказал:

– Ну, если только по «чирику».

– Может, по сотке?

– Много.

Фидель как чувствовал, что удача не улыбнется ему. Он слил в «двадцать одно» сотню рублей и отвалил в сторону. Не везло и Шалуту. Зато фартило Матвею, он выиграл две сотни, замахнулся на третью, но Фидель вышел из игры, и удача переметнулась на сторону Шалута. Матвей потерял все, что взял в плюс, ушел в минус, но фортуна снова улыбнулась ему. Он знал, что это продлится недолго, поэтому предложил повысить ставку до ста рублей. И выиграл «штуку», ту самую, которую зажал Шалут. Удача улыбалась ему в лицо, азарт толкал в спину, и его понесло. Он повысил ставку до тысячи, поднял свою плюс до шести «косарей», а потом вдруг остался ни с чем. Фортуна отвернулась от него, но Матвей уже не мог остановиться.

– Все, хватит! – Шалут смотрел на него как на сумасшедшего – с усмешкой и презрением.

А Матвей был словно невменяемый. Он проиграл восемьдесят штук, но у него был шанс отыграться. Он точно знал, что шанс есть. Еще немного, и он появится, тогда Шалут сам уйдет глубоко в минус.

Но Шалут отказался играть в долг, и он имел полное право на это.

Восемьдесят штук! Матвей схватился за голову, когда до него дошло, сколько он проиграл. Отец у него – доктор наук, профессор, академик, и очень хорошо зарабатывал, но восемьдесят тысяч ему не поднять и за пятилетку.

– Как возвращать будешь? – пристально глядя на него, спросил Шалут.

Карточный долг – дело святое, и Матвей прекрасно это понимал, тем более долг законному вору. С него теперь не слезут, пока он не рассчитается.

– Я отработаю.

Шалут кивнул и закатил глаза, подсчитывая, сколько и каких машин должен подогнать ему Матвей, чтобы закрыть свой долг. А он закроет. Подгонит пару десятков тачек и закроет. Главное, чтобы его не повязали менты до того, как он рассчитается с Шалутом.

Машина почти новая, но никак не заводилась. Матвей уже собирался уходить, когда двигатель наконец «схватился» и заработал. Но в это же время из дома выскочил мужик с топором в руке.

А ворота во двор железные, с удара их не откроешь. Но и в этот раз Матвей работал в паре с Ритой. Она не отвлекала жертву, не лезла к нему в постель, не усыпляла, а тупо стояла у ворот. «Девятка» завелась, и она тоже пришла в движение – открыла створку ворот.

А вторую створку открыть не успела: не было у нее для этого времени. Впрочем, хватало и одной половины, чтобы выехать.

Матвей остановился у самых ворот, Рита открыла дверцу, запрыгнула в салон.

– Убью, суки! – орал потерпевший.

Одной рукой он схватился за ручку задней двери, которую не успела закрыть за собой Рита, замахнулся топором, но промазал, и боек быстро опустился на заднее стекло. Мужику пришлось отвалить в сторону, а машина вырвалась в лабиринт узких улочек и вскоре покинула дачный поселок.

– Блин, я тащусь с тебя, Молотов! – сжимая кулаки, восторженно просияла Рита.

Она только что могла остаться без ноги, впереди опасность, а ей хоть бы хны. Ей нравилось угонять машины, и она этого не скрывала.

А еще Матвея смущала самостоятельность. Она могла пропадать с ним сутками, не отчитываясь перед родителями.

Какое-то время Матвей молчал, набираясь решимости, и наконец спросил:

– Скажи, зачем тебе это все надо?

– Что это? – не поняла Рита.

– Ну, со мной, на дело… Зачем?.. Могут же схватить, а это реальный срок. Зачем тебе это?

– А тебе?

– У меня долг, мне отрабатывать надо. Если не отработаю, поставят на нож.

С тех пор как Шалут поставил его на счетчик, Матвею больше не надо было искать оправдания – ни перед собой, ни перед Ритой. Проигрался он и теперь ходит в должниках. Больше никогда не сядет за карточный стол, слово себе дал завязать с этим делом. Но кому от этого легче?

– Я не хочу, чтобы тебя поставили на нож. Поэтому я с тобой.

– А если влетишь?

– Все равно… Я люблю тебя, Молотов. Я очень тебя люблю.

– Да ну!

Он хотел, но не мог верить. Она ведь едва успела рассмотреть его тогда в машине. Был бы на его месте кто-то другой, она бы отдалась так запросто и ему.

– Гну! – Надув щеки и скрестив руки на груди, Рита отвернулась. Она не собиралась его в чем-то убеждать, она просто хотела быть рядом.

Помятая дверь, разбитые стекла. Все это, конечно, можно было починить, люди у Шалута для этого есть, но вор качал головой, осматривая машину.