— Да, за коз! — завопил Ясон яростно.— Семьдесят лет вы не давали нам их разводить! Говорят, тайный циркуляр ЦК был об этом! О «нравственности» нашей беспокоились! Все! Хватит!.. Вот, почитай на досуге! — Он вытащил из джинсовой куртки брошюру, отдал мне.

Князь Урусов. «Коза. Ее применение и размножение.»

— Ну, извини…— Я все-таки заставил себя успокоиться.— Так когда мы?..

— Торопишься? — улыбнулся Ясон.— Еще козу не привели.

— А чего тянуть-то? Не по-мужски! Солнце садится…

— Понимаешь, работы еще много,— заюлил он.

— Ясно. Как бульдозер твой затихнет, приду.

…Да-а. Ясон — это они здорово придумали!

Тут действительно обида может вскипеть!

Море, как всегда к ночи, разбушевалось. Транспортники лихо покачивало на рейде. В глыбах волнолома, возле ржавых крюков, дрожали от ветра мелкие лужицы, отражая закат.

Честный парень этот Ясон. Был бы нечестный — была бы надежда!

И Ромка, ясное дело, не просто так! Подкладка ему какая-то понадобилась против меня. Просто так, без всякого объяснения, никто не делает, и обида тут — незаменимый товар!

Какая обида-то? Всю жизнь вместе! Помню, однажды в общежитие сходили с ним, и Санчо участвовал еще, и Мбахву-царь, и Ромка, ясное дело, куда же без него? Ну, и сходили не совсем удачно — «с вытекающими отсюда последствиями», как шутили мы. Ромка первый тревогу забил и всех нас к знакомому своему, доктору Гуревичу, повел. Тот нам вбухал в канал какую-то жидкость, велел держать! Напротив него кафе «Лакомка» было — заходили после Гуревича туда, чай брали, пирожные, спиртного ни грамма было нельзя. Буфетчица, интеллигентная старушка, нас любила:

— Не пьете, не курите! Ну, просто ангелы вы мои!

Не понимала, откуда ангелы-то?

Так на что ж он обиделся-то?

А-а! Вспомнил! Недавно тут выпивали с ним, и он обиду высказал. Оказывается: почему в некронавты не предлагают ему? Всем предлагают, а ему нет!

«Так почему же не предлагают-то? — растерялся я.— Ты сам-то хоть предлагал?» — «А! Бесполезно!» — Ромка ответил. «Почему бесполезно-то? — удивился я. «А ты не догадываешься?..— он усмехнулся.— По анкетным данным никогда не пропустят меня!»

Ну, дал! За всю жизнь пальца не порезал, улицу не там не перешел, а уверен, что в некронавты, где умирать по заказу требуется, по анкетным данным его не берут!.. И надо же — отомстил! Мол, раз по блату тебе — так «вперед»! Могу даже помочь чем могу!.. Делишки!!

На краю поселка стояли пикетом казаки, вернее, лежали пикетом у санатория «Пикет» за памятником наркому Семашко, миролюбиво рассуждали, дымя махрой:

— Да нет, навряд ли эти козодуи сейчас сунутся, разве что по домам… Ну, а там жены устроят им за этот «народный обычай»!

Мне бы тоже хотелось, чтобы они сбежали оттуда скорей — в ужасе от своего «древнего обычая»!

— Ну, жены им сделают «козью морду»! Спиро — особенно!

Война еще не достигла того градуса, когда знакомые лица делаются незнакомыми…

Достигнет!

— …во, вляпались! Хто их надоумил-то?

— Хто-хто… Мировой капитал!

Задумались. Над ними нежно склонилась толстая розовая «бесстыдница» — на ее сдобный ствол словно была накинута с зелеными пятнами маскировочная сеть.

В конце уходящей долины, словно в прорези, чернела гора Мушка… Сколько еще целиться-то?

Всю конспирацию порушил Коля-Толя, внезапно появившийся перед казаками. Он, покачиваясь, стоял перед «пластунами», потом проговорил удивленно:

— О… засада… Пьяных принимаете?

Казаки, с облегчением чертыхаясь, разошлись — какая теперь засада?

Вскипев, я подошел к Коле-Толе.

— О… дублер! — проговорил он, улыбаясь.

— Слушай… зверь! — сказал ему я.— Не подводи меня, а? У людей уже голова от тебя трещит!

Резко повернувшись, я ушел.

— Я как цтык, нацальнык, как цтык! — Коля-Толя семенил вслед за мной.

— Ну… где твой «цтык»? — Я остановился.

— Как «цтык»… Только я не хоцу — этим кофе рекламировать! Надо наши продукты продвигать…

— Что значит — кофе? — Я остолбенел.

— А ты цо, не знаешь, нацальнык? Это зе все — кофе рекламировать! Заваруху эту весь мир будет смотреть… тем более греки — древний народ! Это ж мифы Древней Греции! «Музественные воины пьют кофе!» Усек?