запретный приказ на меня.

– Алло?

– Привет, мама Джейка.

– Снова ты? – она засмеялась. – Ты не понял намёк вчера? – Мне

показалось, или она правда была рада меня слышать?

– Мне неизвестно о моей способности не улавливать намеки, – я издаю

смешок. – Ты бы знала, если бы читала газеты. Ты дашь мне сегодня

поговорить с Джейком?

– Не-а.

– Ладно, тогда я буду разговаривать с тобой.

– Что, если я не хочу разговаривать с тобой? – спрашивает она.

– Ты до сих пор не положила трубку. Если бы ты действительно не хотела

говорить со мной, то сделала бы это сразу же, как только поняла, кто это. Но

ты не сделала.

– Это смешно, – говорит она. – Мы говорим не больше двух секунд. У меня

едва ли было время, что бы понять это.

– Что означает, что на подсознательном уровне ты рада, что я позвонил.

– О, Боже мой, ты такой осёл, – она смеётся. – Я думаю, что ты шутишь и

знаю, что ты наслаждаешься этим.

– Это правда, – я ухмыляюсь. – Я забыл, что ты женщина, которая верит

тому, что читает в газетах.

– Хочешь сказать, что это всё неправда? Бедный Райдер Стивенс всегда

выставлен в плохом свете. Это не твоя вина, неужели? – дразнится она.

Я смеюсь, проводя рукой по волосам. От меня не ускользнуло, что

разговаривать с незнакомкой было самым счастливым событием, с тех пор,

как я травмировался.

– Я не говорю, что всё. Просто СМИ неверно истолковывают факты, чтобы

раздуть историю.

– Так ты не падал из джакузи в окружении полуголых женщин и не ломал

тазовую кость? – Я молчу, и она снова смеётся. – Что и требовалось доказать.

– Я неуклюжий, – протестую я. – Разве это причина, чтобы преследовать

меня?

– Я не осуждаю тебя. Ты тот, кто ты есть. Ты не должен помогать, даже

если у тебя больше денег, чем здравого смысла. Я про ту вечеринку в ночь

перед большим финалом. Просто я не могу изменить тот факт, что я мать

одиночка, которая работает полный рабочий день, учится и присматривает за

больным семилетним ребенком.

– Вау, – бормочу я. – Это заставляет меня чувствовать себя плохо. Что с

ним случилось? – спрашиваю я. – Он написал в письме, что болен, но не

написал чем.

– Муковисцидоз, – отвечает она тихо. – Знаешь, что это такое?

– Я знаю, что это что-то в лёгких, – я так же знаю, что требуется пересадка,

и часто это заканчивается смертью, но молчу об этом.

– Лёгкие производят слишком много слизи, что затрудняет дыхание. Вот

почему он написал тебе письмо. Он хотел бы играть в теннис, играть с

друзьями в футбол, но не может. Он сердится, когда видит, как люди

растрачивают свою жизнь.

Я чувствую себя на два дюйма выше.

– Ох, мне очень жаль, – бормочу я.

– Не стоит, – отвечает она. – Это же не твоя проблема.

– Я сожалею, если вел себя грубо, – говорю я и именно это имею в виду. –

Я провел последнюю неделю лежа, абсолютно ничего не делая, думая о

письме, которое написал мне ваш сын. Я действительно хочу поговорить с

ним. Я хочу, чтобы он узнал, что я не только мелкий эгоистичный бабник, а

ещё немного хороший парень.

Она смеётся и испускает стон.

Я могу представить, как она сидит там и качает головой.

– Райдер, когда вы в последний раз делали что-то для других?

– Что? – спрашиваю я. Что это может значить? Я жил один, и большую

часть жизни проводил в дороге. В моем мире всё для меня.

– Ответь, – призывает она меня. – Могу поспорить, что ты даже не

помнишь. Я права?

– Когда ты делала то же самое? – парирую я. – Только для себя? Спорю, что

ты даже не помнишь, – имитирую я её голос.

– У меня больной маленький мальчик, – смеётся она в неверии. – Это вряд

ли то же самое.

– Почему нет? Разве ты не учишь его делать всё для себя? – спорю я.

– Ты не знаешь меня, – она отбивает меня. – Может быть, я в жизни

проститутка и наркоманка?