Майя обнаружил, что невольно вспоминает свой шестнадцатый день рождения, номинальный переход в зрелый возраст. Как и в предыдущие семь дней рождения не было ни праздника, ни подарков, ни поздравления от Сетериса. И, конечно, ни одного письма из Унтеленейса. Майя не ожидал, что ему будет предоставлена свобода, но груз разочарования и обид толкнул его на безрассудную глупость — противостояние с Сетерисом.

— Я уже взрослый, — сказал он.

— Да неужели? — Спросил Сетерис полупьяно, полунасмешливо.

Майя должен был что-то изменить и потому упорствовал.

— Ничего не изменилось, малыш. Ты находишься под моей опекой, пока Император не скажет иначе. Ты такой же дурак, как был вчера, и если желаешь доказательств…

Он ударил Майю в лицо достаточно сильно, чтобы мальчик упал на одно колено, а потом опустился на оба, чувствуя во рту вкус крови и невыплаканных слез; потом он услышал, как Сетерис засмеялся и вышел из комнаты.

Сетерис был прав. День рождения Майи не изменил ничего. Сетерис стал грубее и ожесточеннее, он по-прежнему имел власть над Майей и не собирался отказываться от нее. Его страсть к контролю смягчалась только осознанием, что Майя боится его и повинуется из страха. Они не были равны, и Сетерис не допускал равенства.

Сейчас мы снова не равны, подумал Майя, допивая чай. Ибо я Император, а он… проситель нашей императорской милости.

Эта мысль была настолько нелепой, что казалась почти бессмысленной. Он почувствовал горькую усмешку в углу рта и постарался прогнать ее, вставая из-за стола. Цевет с нохэчареями изящно, как танцоры, сделали шаг назад, а потом последовали за ним к дверям.

Возможно, я и обладаю властью, думал он, но на самом деле закован в цепи, которые Сетерис даже не мог себе представить. Я мог мечтать о побеге из Эдономеи, но выхода из круга Этуверац Муры нет. Только не в этой жизни.

И все же никто не способен увидеть и осознать природу своей тюрьмы, тем более Сетерис. Будь благодарен за то, что твоя «тюрьма» всего лишь метафора, мрачно подумал он, и выкинул из головы все мысли о цепях и тюрьмах.

Мишентелеан казался холодным и неуютным, как осенний лес, хотя, возможно, то был эффект присутствия Сетериса. Именно с таким видом он всегда ждал Майю, когда ему случалось опаздывать на ужин или урок или просто на вызов. Хотя сейчас у него в руке не было карманных часов, но высоко поднятый подбородок был сам по себе весьма выразителен.

— Ваше Высочество, — пробормотал он при появлении Майи, и улыбнулся.

Майя машинально прочитал мимику Сетериса, как человек, читающий шифр, ключом к которому овладел давным-давно. Холодный гнев, раздражение, основанное на самодовольной уверенности. Я никого не знаю так хорошо, как Сетериса, в отчаянии подумал Майя, но вслух сказал только:

— Кузен.

Он дал Цевету и нохэчареям столько времени, сколько им понадобилось, чтобы устроиться со всеми удобствами, хотя при других обстоятельствах мог был поторопить Цевета, как всегда сортирующего и раскладывающего свои бесконечные бумаги. Сетерис ждал и злился, Майя сидел и контролировал дыхание и осанку, нохэчареи стояли неподвижно и почти не моргали.

Только когда Цевет дал понять, что готов, Майя посмотрел на Сетериса и произнес:

— Кузен, мы рассмотрели вашу просьбу о должности, и пришли к мнению, что офис лорда-канцлера нуждается в компетентном посреднике между городом и дворцом. Мы считаем, что вы прекрасно проявите свои таланты на этом месте, если согласитесь принять его.

— Консул, — задумчиво повторил Сетерис. — В офисе лорда-канцлера.

Майе был знаком этот неторопливый, нейтральный тон. Сетерис прибегал к нему, когда кто-то в его присутствии говорил нечто большее, чем обычную глупость. Это был шанс отказаться от своих слов, пока не разразилась буря. Майя сложил руки на коленях, где Сетерис не мог их видеть, сжал ладони и переплел пальцы так туго, что чувствовал каждую их косточку, чувствовал, как больно впиваются кольца в кожу.

— Мы думали, Ваше Высочество, — сказал Сетерис после соответствующей паузы, — что можем оказать вам больше пользы, чем в роли консула.

— Это отличный и почетный пост, — резко сказал Цевет, — и мы заверяем вас, ваше усердие будет оценено Его Высочеством и лордом-канцлером.

С таким же успехом он мог бы сплясать на столе. Глаза Сетериса были неотрывно прикованы к Майе.

Майя чувствовал, как слова «чего же тебе надо?» комком стоят у него в горле.

Страх перед Сетерисом слишком глубоко укоренился в его душе, а кузен слишком привык быть победителем в их спорах.

Ты Император, сказал себе Майя, и сжал пальцы так больно, что под кольцами могли остаться синяки. Ты Эдрехазивар VII и делаешь свое дело. Подари Сетерису хоть малейшую уступку, и всю оставшуюся жизнь ты будешь тащить его на спине, и твой народ волей-неволей тоже станет жертвой его амбиций, даже не зная об этом.

Сжавшимся горлом он глубоко втянул в себя воздух и сказал:

— Мы предлагаем вам эту должность. Примете ли вы ее или отклоните?

Его голос прозвучал по-детски тонко, и он расслышал в нем дребезжание до предела натянутой струны. Но это были его слова, а не те, что пытался навязать ему Сетерис.