Шрифт:
Не зная, как к ней обратиться, они молчали. Но рыцарями они точно не были и быстренько обрели присущую им грубость.
— Пришли с обыском!
Элиза улыбнулась.
— Я научила здороваться даже клопа, думаю, научу и двух тараканов, — сказала она и повторила: — Здравствуйте!
«Тараканы» снова застыли в недоумении: им ничего не стоило размазать мелкую блошку Элизу, но Элиза была Элизой, и размазывать ее почему-то не хотелось. Скорее это она их размазывала взглядом своих больших удлиненных глаз, который опутывал, словно лассо. И они сделали шаг назад. Один из них пробормотал:
— Здрасти.
— Пришли с обыском! — как попугай, повторил второй.
Элиза сочувственно посмотрела на него и обратилась к первому:
— Господин, сказавший «здрасти», может войти, но прошу вас оставить за порогом зверушку, которая вас сопровождает.
Сказавший «здрасти» посмотрел на компаньона, покрасневшего как помидор, и вошел в дом. Элиза захлопнула за ним дверь. Невежа остался на улице. Вид у него был озадаченный.
Элиза уселась на земляной пол возле очага. Вошедший оглядел комнату и сообразил, что долго тут копаться не придется.
Он заглянул за цветные ширмы, перевернул несколько матрасов и вернулся к Элизе.
— Я… Благодарю, мамзель, уже обыскал…
Похоже, он находил удовольствие в вежливом обхождении. Дело-то увлекательное: стоит начать — не остановишься.
— Душевно… рад… поблагодарить вас за… прием, если вы позволите-с мне так выразиться!
Элиза едва не покатилась со смеху. Она поворошила дрова в очаге и, с трудом сохраняя серьезность, проговорила:
— Не ограничивайте себя, дорогой редиска.
«Редиска» было маминым словом, Элиза не очень-то понимала, что оно в точности значит. Но гость был, похоже, польщен. Он выделывал выкрутасы руками и кланялся.
— Мои величайшие извинения, мамзель, осмелились потревожить ваш сон. Больше мы не станем докучать вам презренными обысками…
Пятясь, он продвигался к двери. А Элиза давилась от смеха, чувствуя, что на глазах у нее выступают слезы. И они потекли, когда она услыхала:
— Я ваш покорнейший редиска… преданный вам редиска, мамзель. В конце концов он все-таки вышел и бережно прикрыл за собой дверь.
Элиза на цыпочках подбежала к двери и приложила к ней ухо. Она услышала, как ее гость кричит компаньону:
— Ну что? Есть от чего задирать нос, невежа? Тебя небось не назвала редиской молодая дама, поднявшись с постели!
— Но…
— Никаких «но».
— Извини.
— Кто это извини? Надо говорить «извини, редиска».
— Ладно, так и быть. Извини, редиска.
Элиза рассказала о ночном происшествии Тоби, и стены грота едва не обвалились от смеха. «Преданный вам редиска» с поклоном чуть ли до земли стало их любимым выражением.
Теперь Элиза делила свое время между домом и гротом Тоби. Несколько раз на дню она говорила маме:
— Схожу-ка я на озеро, поплаваю немного. Скоро вернусь.
Весь день Элизе приходилось много и тяжело работать, так что мама охотно ее отпускала. По дороге Элиза прихватывала небольшую мисочку, которую прятала неподалеку от дома. В нее она складывала все, что ей удавалось утащить во время каждого застолья. По счастью, мама сказала Элизе:
— Раз ты столько купаешься, то и есть должна побольше!
И стала готовить в большой кастрюле.
Элиза приносила Тоби мисочку с едой. Вот уж от чего Тоби не страдал, так это от отсутствия аппетита. За едой они болтали, и Элиза сообщала ему новости:
— А ты знаешь, что мельница Ольмеков больше не работает? Тоби не сказал Элизе, что побывал у Ольмеков, — не хотел чернить бедняг рассказом об их предательстве. Элиза продолжала:
— Лекс пришел и увидел, что мельница разорена, а родители исчезли неизвестно куда. Все считают, что их арестовал Джо Мич. Лекс отправился их искать. И с тех пор о нем ни слуху ни духу.
Тоби слушал Элизу и думал: «Несчастные люди! Они готовили себе беду, как компот на третье: кастрюля слабохарактерности, пригоршня лжи, щепотка страха и столовая ложка амбиций. А расхлебывать компот — любимому сынку!»
Тоби не раз видел бродящих вокруг озера охотников и решил выходить из пещеры только ночью. В сумерках он спускался с горы, бродил по берегу, бросал в воду камешки, смотрел, как они прыгают и поднимают серебряные брызги. Ходил колесом на пляже, проверяя, не потерял ли ловкости. Играл сам с собой в футбол, гоняя щепку. А иногда укладывался на песок и, хотя с каждым днем становилось все холоднее, ночь проводил под открытым небом. Как только начинало светать, он вновь забивался в свое убежище.