– Го-го!

– Клеон… Он такой…

Филоклеон и после этого не намерен оправдывать подсудимого, однако поступает именно так, будучи обманутым своим сыном.

Ошибка приводит старика в отчаянье. Теперь он понял свои заблуждения! Теперь убедился, как его обманывают на Гелилее.

Сын обещает устроить отцу вполне достойную, счастливую жизнь. Они станут ходить вдвоем в гости, на симпозиумы (пиры), на празднества, посещать различные зрелища. Все перечисленное излечит старика окончательно. Его не будут больше обманывать.

Сын уводит отца в дом.

После парабазы, в которой поэт устами корифея разъясняет свои замыслы, дает характеристику Клеону, положительно отзывается об «осах», старожилах Аттики, оказавших отпор врагам, а также упрекает зрителей за то, что они не поддержали его после постановки «Облаков» – Бделиоклеон выводит старика из дома. Отец и сын готовы отправиться на пирушку, но сыну с трудом удается заставить отца переодеться в подходящий наряд. Более того, он старается изложить родителю правила хорошего тона и учит его благородным манерам.

Что ж, наконец-то все преодолено. В сопровождении раба Ксанфия, несущего съестные припасы (без них афиняне в гости не ходили) – отец с сыном отправляются со двора. Хор между тем продолжает парабазу.

Но парабаза длится недолго. Вбежавший на орхестру раб Ксанфий со стонами и криками рассказывает, как неучтиво повел себя старик в гостях. Напившись допьяна, он стал прыгать, драться, оскорблять гостей, до крови избил его, Ксанфия.

Действительно, явившийся вслед за этим Филоклеон – безобразно пьян. В одной руке старика зажат дымящийся факел, другой он тащит за собой упирающуюся флейтистку, уведенную из чужого дома. Оскорбленные люди, спешащие за ним вместе с сыном Бделиоклеоном, хотят увести старика прямо в суд, да не тут-то было: он прогоняет их всех, при этом страшно ругаясь.

Бделиоклеон с трудом запирает отца в домашних стенах, однако тому еще раз удается каким-то невероятным образом вырваться наружу. Старик появляется на орхестре в образе киклопа Полифема. Он исполняет бесшабашный пьяный танец.

Хору остается только удалиться, утверждая, что никто еще в афинском театре не сопровождал танцами комедийный хор.

Можно было подумать, что после столь громкого осмеяния всесильного демагога, какому он подвергся в комедии «Всадники», – Клеон либо предпримет самые решительные контрмеры, добьется осуждения насмешника, изгонит его как клеветника, либо же прибегнет к старинному способу отмщения, наказания и даже устранения путем загадочного убийства. Но ничего такого не произошло. Осмеяние всего ненавистного было законной нормой для афинской публики. Порицанию, к тому же, если даже не осмеянию, в данном случае подвергся чуть ли не весь афинский народ. Кого винить? Клеону оставалось, пожалуй, зажать в кулаке свое самолюбие, гордость и затаиться, быть может, до лучших времен.

Скорее всего, так оно и произошло. Демагогу просто некогда было задумываться над этой пьесой, будучи поглощенным государственными делами. Пуще прежнего настаивал он на продолжении войны до победного конца. Количество его сторонников в государстве явно превосходило количество противников войны. За войну стояли преимущественно владельцы крупных эргастериев (мастерских), богатые торговцы, судовладельцы, которые получали прямую выгоду от того, что сфера влияния Афин в результате войны постоянно расширялась. Расширение этой сферы было также в интересах ремесленников, простых моряков, прочего свободно-неимущего люда. Против войны выступали лишь те, кто так или иначе был связан с сельским хозяйством, чье состояние терпело прямой урон от регулярного вторжения хищных спартанцев.

Однако обстановка в Афинах вскоре переменилась, и число сторонников мира значительно возросло. После постановки пьесы «Всадники», вопреки, казалось бы, здравой логике, война разгорелась с новой силой. Спартанские пленники превратились в разменную монету. Спартанские вожди снова стали настаивать на немедленном заключении мира, но Афины отвергали все их условия, надеясь на что-то гораздо большее. Афинянам удалось даже кое-чего добиться: они оккупировали всю Киферу, захватили мегарскую гавань Нисею, что объявлялось лишь незначительной частью задуманного ими пространного плана нападения на неприятеля с различных направлений.

Однако афиняне, вздумав покорить всю Беотию, потерпели поражение от фиванцев. Это случилось в том же 424 году при городе Делия. Еще большее разочарование поджидало во Фракии, где им долго противостоял талантливый спартанский полководец Брасид. Отправившись из Пелопоннеса с небольшим отрядом пеших воинов, Брасид прошел враждебную спартанцам Фессалию и оружием и метким красноречием начал склонять на свою сторону жителей фракийских городов, заложенных некогда Афинами. Он обещал им полное освобождение от афинского господства. Брасиду удалось захватить Амфиполь, основанной афинянами колонии, что было расценено последними как величайшая потеря: оттуда поступал лес для строительства триер, основы морского могущества.

Спартанское правительство, подчиняясь новым обстоятельствам, возобновило свои устремления. Перемирие было заключено на год, что не означало, однако, прекращения боевых действий во Фракии. А как только этот, вроде бы мирный, год истек, то во главе афинского войска к Амфиполю явился сам Клеон. Брасид по-прежнему не дремал. Он напал на Клеона во время его разведывательных мероприятий. Клеон погиб, но смертельную рану получил при этом и сам Брасид.

Гибель обоих полководцев, демонов всеобщей войны, обнадежила сторонников мира. В Афинах поднял голову Никий, вождь правого крыла демократов, ярый враг Клеона. Спарта же стремилась к миру в первую очередь ради освобождения своих заложников. Стоял за мир и спартанский царь Плейстонакт. К тому же в Спарте опасались потери союзника в лице воинственного Аргоса.