— Она упала здесь, вот здесь! — кричал стоящий на мосту человек, тыча пальцем под мост. Отец Ростом, не раздумывая, поплыл к мосту. Поняв, что ряса помешает ему, он скинул ее и бросил Бачеве. Бачева, потрясенная, застыв, стояла на месте, она даже не заметила брошенной ей рясы. Ушу между тем прыгнул в воду, и вскоре догнал отца Ростома. Через несколько минут они были уже там, куда указывал человек на мосту. Первым нырнул Ушу, за ним — отец Ростом. Но тщетно.

— Не бесовское ли это наваждение, — спросил отец Ростом Ушу, — каким образом тело так вдруг исчезло? — А потом крикнул человеку на мосту: — Ты уверен, что кто-то упал? Может быть, тебе показалось?

— Я тебе покажу «показалось», если сойду вниз! Что значит показалось?! Она вот здесь находилась, эта женщина!

В этот момент раздался душераздирающий крик Бачевы. Вода вынесла утопленницу к месту, где она стояла, а вспененная волна буквально швырнула ее Бачеве под ноги.

Отец Ростом и Ушу быстро поплыли назад. Ушу схватил Бачеву за руку и увлек к берегу, а отец Ростом, подхватив утопленницу под плечи, с трудом вытащил ее на берег. Бачева почти задыхалась от пережитого. Отец Ростом уложил труп на землю, перекрестился и сказал:

— Да славится, Господи, имя твое! Эта женщина не утопленница, она и капли воды не проглотила… Но как мгновенно почернела! У нее, похоже, разорвалось сердце, а потом она упала в реку. — Он пригляделся к ней и воскликнул: — Гляди-ка, что у нее на шее?! Она иудейка! — Отец Ростом осенил себя крестом и испуганно подался назад.

Услышав это, Бачева встала, Ушу мгновенно оказался рядом. Пошатываясь, подошла взглянуть на труп. Впрочем, в этом не было необходимости… Она и так знала, кто это. Она чувствовала… Она все понимала, тем не менее, ухватившись рукой за Ушу, она тащила его с собой. Подошла, взглянула… Конечно же это Эстер, ее пестунья Эстер! Она ведь всегда была рядом с Бачевой, так почему, почему Бачева решила, что сегодня она оставит ее?!

Казалось, глаза няни остались открытыми лишь для того, чтобы не сводить изумленного взгляда с крестика, покачивающегося на шее у Бачевы. Так, во всяком случае, ей почудилось… И ею вдруг овладел стыд — она зажала крестик в руке, остановила его покачивание.

В тот вечер, когда тело Эстер опустили в землю и хахам Абрам читал заупокойную молитву, а собравшиеся вокруг могилы опечаленные мужчины вторили ему «Амен!», маленький мальчишка, взобравшийся тут же на дерево, крикнул во весь голос:

— Глядите, на Бачеве крест, Бачева христианка!

Исрелико Кривляка попятился назад и, повернувшись, что было духу бросился прочь. Исхакия Карлик, не отрывая презрительного взгляда от Бачевы, ретировался вслед за ним. Даниэл Зрелый также припустил вниз по склону холма, на котором находилось кладбище. А Шатули из Карели, протянув руку в сторону Бачевы, крикнул:

— Будь проклята созданная на любви семья, которая позавидует вашему богатству!

— Остановитесь, люди! Наш долг перед Господом — отдать дань уважения почившей! — послышался спокойный голос хахама Абрама. Все повернулись к нему, убегавшие остановились, а хахам Абрам, обратившись к Бачеве, сказал: — Моя бедная, несчастная дочь Занкана, ты, наверное, не знаешь, что на похоронах иудея или иудейки женщины не присутствуют — ни еврейки, ни нееврейки. В присутствии женщины мы не можем исполнять необходимый ритуал. — Хахам Абрам сделал паузу и с доброй улыбкой добавил: — Прости нас, дочь Занкана!

Бачева повернулась, сделала несколько шагов и остановилась. Почувствовала, как взгляды собравшихся пронзили ей спину. Хотела было что-то сказать, но не смогла. Слезы душили ее, но никак не могли вырваться наружу. И люди молчали, не произносили ни слова, но видели бы вы их глаза — Мошии, Кобии Цапли, Арона, Дано…

И Бачева ушла.

А хахам Абрам подумал: «И все же она осталась иудейкой, подчинилась нашему обычаю».

И тихий, спокойный голос раби Абрама прозвучал в наступившей тишине. Он читал кадиш [16] . Люди вторили ему: «Амен!» И этот скорбный возглас несся над кладбищем.

Бачева спустилась с холма. Там, внизу, ее ждал Ушу. На миг она замешкалась. Возгласы «Амен!» лишь усиливали владевшее ею чувство одиночества. К нему прибавилось ощущение полной беспомощности. Она пошла в другую сторону, где никто не ждал ее, и она могла побыть в полном одиночестве.

Исав бен Ханох не жалел ни об одном своем шаге, ни об одном своем решении. С Андреем Боголюбским он был дружен с юношеских лет. Смуглый небольшого роста Исав по-настоящему любил этого белокурого краснощекого горлана. И Андрей был предан ему. Ничто не омрачало их дружбы.

Андрей был вынослив, как мул. В бесконечных войнах с соседними княжествами (какой бы кровопролитной ни была эта война, Исав обычно называл ее распрей — у соседей такие огромные леса, реки и пахотные земли, надо отобрать у них хотя бы часть) эта выносливость часто выручала его, но он был и упрям, как мул! Сколько раз Исав бен Ханох пытался примирить братьев — «Да уступи ты Всеволоду, не упрямься», — ничего не получалось. Во-первых, великий князь был не в меру строптив, а во-вторых, убежден в собственной правоте — «Будь Святослав великим князем, а я неимущим, он бы отнял у меня жизнь из страха, что я отниму у него трон».