В сущности, ничего нового двум сыщикам Глафира не сообщила. Изабелла Антоновна хорошо одевалась, явно знала толк в лошадях, часто ездила одна верхом, с прислугой была приветлива, и только. Последний раз Глафира видела ее позавчера вечером. На Изабелле Антоновне была малиновая амазонка на шелковой подкладке, а на голове – черная шляпка с розовыми перьями. Кроме того, Олонецкая, как обычно, захватила с собой хлыстик с рукояткой из слоновой кости. Изабелла Антоновна сообщила, что намерена немного покататься и вернется через час-полтора. Но прошел час, прошли и полтора часа, и еще полтора, и целая ночь, а мадам так и не появилась. Глафира дала знать хозяину, тот встревожился и поехал искать гостью – мало ли что, вдруг ее лошадь сломала ногу, и Изабелле Антоновне пришлось заночевать в какой-нибудь хижине. О том, что произошло дальше, господа следователи были осведомлены не хуже горничной.

– А вы, Глаша, – сладко спросил Зимородков, – как сами думаете: что с ней произошло?

– То есть что я думаю? – удивилась Глаша.

– Да.

– А мое мнение, сударь, простое: ничего с ней не стряслось, и зря барин переживает.

– А почему вы так решили?

– Ну… – туманно ответила Глафира, искоса поглядывая на сыщиков. А потом все же пояснила: – Больно уж она хваткая баба, эта Изабелла. С такими ничего не случается.

– Вы слышали, Федор Иванович? – спросил Саша, когда горничная ушла.

– Слышал, – отозвался фон Борн. Он сидел на стуле перед раскрытым чемоданом госпожи Олонецкой, задумчиво подперев руками голову.

– Что-то случилось? – осторожно осведомился Саша, подходя ближе.

– Чемодан, – коротко ответил фон Борн. – Я его уронил.

– И что? – Саша весь подобрался в ожидании ответа.

– Из-за подкладки выпали… Впрочем, посмотрите сами. – Фон Борн протянул Зимородкову какие-то бумаги.

Саша посмотрел и присвистнул.

– Вот это да! – сказал он изумленно, взяв бумаги.

А изумляться было чему: в руках он держал несколько паспортов – два французских, четыре российских, из коих три с гербом царства Польского, кроме того, бельгийский, австрийский и даже бразильский. Все паспорта, судя по именам тех, кому они принадлежали, были выданы совершенно разным женщинам, но приметы последних совпадали практически один в один, и все описывали одного и того же человека – Изабеллу Антоновну Олонецкую.

– Так… – произнес Саша. – Оч-чень интересно…

– Не то слово, – дипломатично ответил фон Борн.

Следователи поглядели друг на друга, и в глазах их мелькнули чрезвычайно странные огонечки.

– Вы думаете то же, что и я? – спросил Федор Иванович.

– Я думаю, нет ли в чемоданах еще каких-нибудь тайников, – просто ответил Саша. – Сдается мне, коллега, что мы напали на след.

– Мне тоже, – согласился фон Борн и вытащил большой перочинный нож.

* * *

– Они идут! – воскликнула Муся, отскакивая от окна.

– Кто? – поинтересовался Орест.

Весь день он с друзьями обыскивал дороги и лес, но обнаружить что-либо, имеющее отношение к Олонецкой, так и не удалось. Художник Митрофанов тоже как сквозь землю провалился. Наконец Гриша Гордеев взбунтовался и заявил, что с него хватит. Он повернулся и поехал в Ясенево, а остальные последовали за ним. Им тоже до смерти надоело искать пропавших.

– Они идут, идут! Саша и Федор Иванович! – возбужденно верещала Муся, повернувшись к окну. – Ой, они что-то несут! И лица у них такие довольные!

– Интересно, что они там могли найти? – проворчал Полонский. Но даже он был заинтригован.

И вот двое сыщиков поднялись по ступеням, вот они зашли в дом, и вскоре в коридоре послышались их шаги.

– Ну, что? – нетерпеливо спросила Муся, едва Зимородков переступил порог, неся какой-то довольно объемистый сверток.

– Надо дать знать товарищу прокурору, – сказал фон Борн Зимородкову. – И немедленно объявить этих двоих в розыск.

Саша коротко кивнул.

– Саша! Что вам удалось обнаружить в конце концов? – Муся аж подпрыгивала на месте от нетерпения. – Я же вижу – вам не терпится поделиться с нами!

Зимородков глубоко вздохнул.

– Прежде всего я должен попросить у вас прощения, – начал он. – Я был… Я был глупцом. Строил самые фантастические теории… а между тем… – Он поморщился. – Сегодня мы с Федором Ивановичем обыскали вещи дамы, которая называла себя Изабеллой Олонецкой, и… Кое-чего мы еще не знаем, но все же общая картина начинает вырисовываться.

– Называла себя? – поразился Никита. – То есть как?

– Что за общая картина, поподробнее, пожалуйста, – сказал Орест, улыбаясь Амалии.