С таким подходом нельзя не согласиться. На самом деле, вряд ли можно искать опору судебной истины где-либо еще, кроме как в действительности. И в то же время как не учитывать языковой, идеологический, нравственный и прочие моменты, которые всегда привносятся в деятельность людей, которые преследуют свои интересы и одновременно хотят справедливости. Уголовное судопроизводство — это деятельность, опосредующая применение уголовного права, в ней переплетены интересы личности, общества; истина не может не быть ценностным, языковым, психологическим явлением. На доказывание по уголовному делу неизбежно влияет правовая идеология, то есть система предпочтений в пользу частного или публичного начала. Истина является результатом судоговорения — так говорят некоторые юристы. Это тоже верно. Считать доказывание познавательной деятельностью, происходящей вне речедеятельности, конечно, нельзя. Далее, где есть интерес, там всегда есть борьба, всегда усложняется, откладывается выяснение истины, у каждой стороны «своя правда», но есть и то, ценность чего признают все — истина, справедливость, добро.

Нельзя не сказать и об этимологии слов «истина» и «правда» в контексте русской культуры. Европейские, языки не отличают правды от истины, а у нас противопоставление истины правде в том или ином смысле наблюдается.

В.И. Даль дает такое соотношение истины и правды: «Истина — противоположность лжи; все, что верно, подлинно, точно, справедливо, что есть (все что есть, то истина; не одно ль и то же есть и естина, истина?); ныне слову этому отвечает и правда, хотя вернее будет понимать под словом правда: правдивость, справедливость, правосудие, правоту. Истина от земли, достояние разума человека, а правда с небес, дар благостыни. Истина относится к уму и разуму, а добро или благо, правде и воле. Встарь истина означала также наличность, наличные деньги, ныне истинник м. капитал», а «правда — истина на деле, истина во образе, во благе; правосудие, справедливость» [1184] .

В романских языках слова, обозначающие эти понятия (truth — англ., wahrheit — нем., verdad — итал., verite — фр.), восходят к латинскому слову veritas, имеющему несколько значений: 1) «правда, истина», 2) «действительность», 3) «правдивость, искренность», 4) «правила, норма» [1185] . В греческих текстах Библии этим значениям, кроме последнего, соответствовало слово «аХгщеш», которое славяне перевели словом истина [1186] . Согласно Новому завету ложь противопоставлена не правде, а истине: слово (логос) содержит в себе истину. Представление об истине формировалось, отталкиваясь от смысла образцовых текстов, прежде всего Библии: Церковь — столп истины.

П.А. Флоренский указывает, что русское слово «истина» близка глаголу «есть». «Так что «истина» согласно русскому о ней разумению, закрепила в себе понятие абсолютной реальности: Истина — «сущее», подлинно-существующее… то есть владеющее существенным условием жизни и существования» [1187] . Это религиозно-этическое понимание истины в корне отличало ее от рационалистического истолкования, поскольку здесь «истина не есть какое-то соответствие чего-то с чем-то, как думает рационализм, превращая при этом субъект и объект познания в двух меонов. Истина онтологична. Познание истины мыслимо только как осознание своего бытия в Истине» [1188] .

Впрочем, современные этимологи отрицают связь исходного корня — ист- с глаголом es — «быть», а связывают его с латинским iste — «тот же (самый)» [1189] . Истина «это «действительность», данная как «законность» или как «справедливость». Истина одна и едина — на это указывает и суффикс единичности — ин(а) [1190] .

Славянское слово «правьда» было связано с судебным разбирательством, правосудием (Правда Русская), то есть отражает интересы («пользу») сиюминутной борьбы взглядов, но в то же время с благодатью («правда» всегда Божья, она выше истины, «правда растет за счет истины»). Как отмечает В.В. Колесов, «правьда собирательна, и суффикс — ьд(а) выражает этот смысл соборности правды, которая у каждого своя. Исконное значение корня тут «прямой, ровный», то'есть (по сути) правильный» [1191] .

Ф.И. Буслаев говорил, что «истина от истый — тот же самый, это научное понятие, а правда — нравственное, и все праведное есть истинно» [1192] . Существует неразрывная связь представлений об истине и правде, причем справедливость всегда связана с правдой, а не с истиной. «Понятие о «правде» связано с действиями души и духа, отражает не логику мысли, а Логос Духа. Правда божественна, идеальна, истина же всегда земная, всегда при тебе — это земное воплощение правды, «капитал», с каким начинают всякое дело. Правда — воплощение благодати. Истины в суде не искали, за ней не ходили в далекие края, во имя истины не погибали — все это совершали только во имя Правды. Истина противопоставлена лжи и обману; правда же — кривде. «Неистины» быть не может, поскольку истина всегда объяснима, — «неправда» встречается, но только как извращение «правды». Истина пребывает в известном пространстве, правда — во времени, это мечта, идеал — бытие, а не быт. Насколько можно судить по диалектным, этнографическим и историко-культурным материалам, подобное представление о «правде» и «истине» присуще восточным славянам до сих пор. Оно отражает сложившееся в глубокой древности противопоставление правды — истине» [1193] .

Правдоподобие — это еще область правды, ее образ и подобие. И наиболее правдоподобно то, что ближе всего к знакомому, обычному, повседневному; правдоподобие — не просто сходство с правдой, но подобие правды. Славянофилы отрицали возможность постижения истины через отдельные познавательные способности человека, будь то чувство, разум или вера. Только цельный ум, согласованный с законами разумного сущего, открывает путь к истинному знанию, достижение которого осуществляется на основе слова, имеющего синтетическую природу. В языке они видели средство универсализации национальной духовности, которое логично выводилось из целостного характера знания, синтетических свойств слова. Познание представляли как процесс, в котором «вера и знание органически синтезируются». Логическое, рациональное дополняется «гиперлогическим» и сверхнаучным [1194] .

В мыслительном пространстве русской ментальности происходило наложение славянского представления о «правде» как справедливости на христианское понятие об «истине» как действительности; правда этична, истина существенна. Например, Божий Суд — это все-таки правда, которая только в судебном разбирательстве может принять форму «истины». Истина связана с интеллектуальной, а «правда» с этической стороной.

Так, Л.М. Карнозова пишет: «Похоже, что присяжных больше интересует правда, а не истина» [1195] . Похоже, что вообще при оценке людьми поведения других людей приоритет должен отдаваться морально-этическим, а не рациональным критериям. «Не потому, что истина целенаправленно отвергается, а потому что такова природа человеческого поступка» [1196] .