Дома их ждала Лаура. Она сварила кастрюлю густого овощного супа с картошкой, который, как она считала, мигом придаст Энце сил. Она вылизала квартиру, так что Энце оставалось лишь кормить ребенка и отдыхать.

Первую ночь Лаура не спала, следила, как Энца кормит, затем забирала у нее малыша, укладывала и помогала Энце добраться до постели. Рядом с подругой Энца острее ощущала свое счастье. Но однажды утром пришла пора прощаться.

Энца сидела с ребенком на руках и наблюдала, как подруга укладывает вещи.

– Ты уверена, что тебе он не понадобится? – Лаура встряхнула классический темно-синий кардиган.

– Перестань предлагать мне свои вещи, – улыбнулась Энца.

Лаура присела на край постели:

– Ну я же не знаю, когда опять увижу тебя.

– Возвращайся в любое время.

– А может, ты выберешься в Нью-Йорк? – предложила Лаура.

– Когда-нибудь – обязательно. А что ты собираешься делать, когда вернешься?

– Начать все заново. – Глаза Лауры увлажнились, но она решительно вытерла их платком. – Собираюсь оставить свои слезы где-то на полпути отсюда к вокзалу Пенн [83] . Когда выйду из поезда, уже буду в полном порядке.

В дверях возник Чиро.

– Знаю, знаю, Чиро, пора, иначе опоздаю на поезд. – Лаура встала и защелкнула саквояж.

– Думаю, опоздать тебе придется.

– Почему? Несчастный случай?

– Нет. Просто придется. – Чиро прислонился к косяку.

– Что случилось? – Лаура вытащила билет, словно ожидая найти там ответ.

– Кое-кто желает тебя повидать. Ну-ка, спускайтесь в мастерскую. – Он забрал у Энцы ребенка. – Леди, следуйте за мной.

Лаура пребывала в замешательстве, Энца тоже не знала, что и думать. Переглянувшись, они послушались Чиро. Тот спускался первым, следом Энца, замыкала шествие Лаура.

У верстака стоял Колин Чапин. Элегантный как обычно, разве что костюм выглядел слегка помятым. Лаура застыла на миг, точно ей явился призрак. Затем попятилась к лестнице.

– Куда это ты собралась? – спросил Колин. – Я проделал ради тебя весь этот долгий путь.

Лаура снова замерла.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя и хочу на тебе жениться.

– В самом деле?

– Если ты примешь меня, – улыбнулся Колин. – И моих мальчиков. Они – часть сделки.

– А как насчет твоей матери?

– Я напомнил ей, что ее собственная мать была из Фитцсиммонсов, вкалывавших на стекольной фабрике.

– Так твоя мать тоже ирландская нищета?

– Самая ирландская на свете, – рассмеялся Колин. – Не заставляй меня умолять тебя. Ты выйдешь за меня? Сделка предложена.

Чиро и Энца переглянулись и уставились на Лауру. Та набрала побольше воздуха и ответила:

– По рукам.

Колин рассмеялся, Энца и Чиро присоединились к нему. Только Лаура разрыдалась.

– Ты – это все, чего я хотела.

– Так почему плачешь? – Колин подошел к ней, обнял, поцеловал.

– Потому что никогда не получаю желаемого.

– Ты и сама знаешь, что это не так, – мягко возразил Чиро.

– Точно, знаешь, – подтвердила Энца.

Лаура Мария Хири и Колин Купер Чапин поженились 26 декабря 1919 года в капелле Девы Марии в кафедральном соборе Святого Патрика на Пятой авеню в Нью-Йорке. Колин отметил, что это День подарков [84] , а значит, по приметам, их ждут либо сплошные ссоры, либо райское блаженство. Они выбрали этот день, потому что Мет погасила свои огни на время новогодних праздников, а мальчиков отпустили на каникулы. Уильяму было одиннадцать, а Чарльзу – двенадцать. Все четверо Чапинов отправились в Майами-Бич – благодаря медовому месяцу каникулы у мальчишек растянулись вдвое.

Лаура послала в Миннесоту открытку, на которой было лишь несколько слов, выведенных ее великолепным «палмеровским» [85] почерком: «В жизни не была счастливее».

Энца поставила манеж в своей мастерской, рядом со швейной машинкой. Они с Чиро не разделяли работу и семейную жизнь – им прекрасно удавалось их совмещать. Ребенку нравилось, посасывая бутылочку, наблюдать за игрой света, пробивавшегося сквозь крону дерева за окном и ронявшего лепестки теней на старый жестяной потолок. Когда Антонио спал, Энца помогала Чиро. Она полировала кожу и засовывала в ботинок деревянный стержень, чтобы протолкнуть кожу внутрь железного «стакана».

Чиро устраивал перерывы, чего прежде не делал, выходил с Антонио во двор, подбрасывал в воздух, позволял порезвиться на травке. Антонио уже исполнилось два года, и к нему приводили гостей, сверстников. Хотя он был первенцем у Энцы, у нее имелся опыт возни с малышами, вынесенный из детства. Да и вокруг хватало опытных родителей, готовых помочь. Ида Унчини, чьи дети уже выросли, заглядывала запросто, по-соседски. Другая соседка, Линда Албаназе, с готовностью катала Антонио в своей кондитерской тележке.