Шрифт:
Завтра в полдень настанет веселье,
Чьи-то руки
По рюмкам вино разольют.
Станет вольно и празднично в теле.
Все, кто любит меня,
Непременно придут.
Что скажу я? Чем завтра отвечу
Говорливым гостям
За себя и жену?
Я, наверно, вот этою речью
Всем отвечу,
Глаза поднимая к вину:
— Время мчится: на стрелках четыре
Не проглотишь и рюмки —
Окажется: пять.
Сколько кверху часовые гири
Ни тяни,
Опускаются гири опять.
…Дни промчатся. И станет он взрослым.
Посмотрев на черты
Молодого лица,
Люди скажут: глазами и носом
Валентин так похож
На меня — на отца.
Что ж, отрадно подумать заране,
Что мелькнет
И в сиянье далекого дня
Головы моей очертанье…
Да, но будет ли мальчик
Похож на меня?
Много ль общего будет меж нами?
Ну, того, что сближает
Сильнее, чем кровь,
Что не мерят носами иль ртами…
Новый житель!
В тебе повторится ли вновь
Вся любовь моя к этой планете
И любовь к человеку,
К нему одному?
Что сулит тебе это столетье?
Ты родился на свет
В подмосковном дому, —
За тебя мне бояться не надо
В мире вольном
Шахтеров, литейщиков, швей.
(Пусть боится японский микадо
Иль английский король
За своих сыновей.)
Ты не будешь владеть одиноко
Ни стадами скота,
Ни водой, ни землей.
Но земля, округлившись широко,
Как и с каждым работником,
Будет с тобой.
Что мудрить над твоею судьбою?
Так живи, Валентин,
На просторах земли,
Чтобы люди дружили с тобою,
Чтобы вместе…
Чтоб жить без тебя не могли!
Помни, Валя: за волком — волчица,
И цыплята бегут
За наседкой всегда.
Но сердцами, не кровью, родниться
Могут только работники,
Люди труда.
Может быть, не минет тебя горе.
Может, даже
Слезой затуманится, глаз…
Но ведь будут и радости…
Вскоре
Засверкают глаза твои,
Сын мой! Не раз
Ты воздашь благородную славу
Той, что мыла, кормила,
Держала в тепле
И дала тебе долгое право
Меж людьми человеком
Пожить на земле.
Мать! Пока сохранится на свете
Нежность в теле ее
И глоток молока
И в любви зачинаются дети, —
Смерть над жизнью
Не властна наверняка.
В час, когда зародилось круженье,
Вышло солнце,
Земля из туманов всплыла, —