Шрифт:
В Модане я обратился к офицеру польской контрразведки, чье имя мне сообщили заранее. Он провел меня к другому офицеру, тот проверил мои бумаги и стал расспрашивать. Не на все его вопросы я мог ответить, поскольку миссия моя была секретной и я не имел права рассказывать о ней никому, кроме премьер-министра генерала Сикорского. Тогда офицер спросил, как звали человека, который снабдил меня паспортом и прочими бумагами в Будапеште. Я назвал имя «директора». Офицер попросил меня подождать и вышел. А через минуту-другую вернулся и проводил меня в кабинет третьего, на этот раз высшего офицера, который принял меня радостно и с полным доверием. Как оказалось, он уже давно получил телеграмму с подробным описанием моей личности и понял, кто я такой. Ему было приказано переправить меня во Францию. Меня поразило, как спокойно он прочитал мои документы и без малейших колебаний признал, что я действительно тот, за кого себя выдаю. Ведь в Сопротивлении не редкость, когда тебе наотрез отказываются верить, и я уже столкнулся с этим во Львове, когда пытался войти в контакт с тамошним командиром подпольной армейской ячейки.
— Надеюсь, вы понимаете, какова моя задача, — сказал офицер. — Мы столкнулись с огромными трудностями из-за немецких шпионов — их тут немыслимо много. Во Франции они повсюду.
— Я не знал. Но как им это удалось?
— Долго объяснять. Действуют они не то чтобы уж очень умно, но организованно, упорно и не брезгуя никакими средствами. Мы уничтожаем их, стараемся изо всех сил, но они как сорняки — сколько ни выпалывай, вырастают новые. У нас не хватает людей для этой борьбы, так что будьте осторожны. Не открывайтесь никому, пока у вас не будет полной уверенности, что это свой.
— А что же делают французы, чтобы избавиться от этой заразы?
— Кое-что, конечно, делают, но этого очень мало. Здесь ведь войну не очень-то всерьез воспринимают. Французов она еще не коснулась. Тут вам не Польша. Пока люди не потерпели такого сокрушительного поражения, как мы, им не втолкуешь, как страшны немцы и как надо с ними бороться.
Он вынул из ящика стола толстую пачку французских денег и протянул мне:
— Пересчитайте и распишитесь в получении. Это на расходы в Париже. Вам положена приличная сумма. Только, прежде чем туда отправляться, переоденьтесь. А то любой шпион по вашему виду сразу поймет, что вы едете с важной миссией. Лучше притворитесь обычным беглым солдатом, который хочет вступить в наше войско. В Париже сходите в центр комплектования польской армии и запишитесь добровольцем.
Я точно выполнил все инструкции. В купе первого класса поезда Модан — Париж вместе со мной ехало еще шесть человек. Я внимательно оглядел каждого. Пожилая женщина, погруженная в чтение «Фигаро»; двое мужчин, видимо коллеги, ехавшие по делам, все время говорили о друзьях, о работе, о войне. Остальные трое — молодые поляки, которые направлялись в армию. Я пытался расслышать, нет ли у кого-нибудь немецкого акцента. Порой мне вдруг казалось, что один из двоих французов допустил ошибку в речи. Но я тут же начинал сомневаться — может, и нет. Насчет поляков я мог бы поклясться, что это мои земляки, но, как знать, вдруг они немецкого происхождения, как те предатели в Освенциме. От греха подальше я закрыл глаза и притворился спящим, чтобы не участвовать в разговоре.
Центр комплектования польской армии располагался в Бессьере, северном предместье Парижа [64] . Собственно, тут был и лагерь для беженцев, и рекрутский пункт. Я прошел всю процедуру записи и там же переночевал, чтобы показать, что намереваюсь остаться. А на другое утро взял такси и поехал в центр города. Из первой же телефонной кабинки я позвонил Кулаковскому [65] , личному секретарю генерала Сикорского:
— Я приехал и должен встретиться с вашим начальником.
64
Точнее, недалеко от бульвара Бессьер, на границе 17-го округа, между заставами Клиши и Сент-Уан.
65
Адам Кулаковский (1916–1943) — верный сторонник и личный секретарь генерала Сикорского, погибший вместе с ним в авиакатастрофе близ Гибралтара.
Большего по телефону я сказать не мог. Кулаковский велел мне идти в польское посольство на улице Талейрана, около Дворца инвалидов, которое превратилось в резиденцию правительства. Встретил он меня очень сухо, предложил сесть и позвонил по телефону профессору Коту [66] . Кот, один из лидеров Крестьянской партии, занимал в правительстве Сикорского пост министра внутренних дел. Кулаковский описал ему меня и спросил, что со мной делать. Кот, видимо, был предупрежден о моем появлении, так как Кулаковский снабдил меня новой суммой денег, велел поселиться в Париже где угодно и на другой день в одиннадцать часов явиться в Анже, в Министерство внутренних дел.
66
Станислав Кот (1885–1975) — историк культуры, политик, профессор краковского Ягеллонского университета (1920–1933). Во время Первой мировой войны был членом учрежденного в Кракове в августе 1914 г. Верховного национального комитета, занимался набором добровольцев в Польские легионы при австро-венгерской армии. Кроме того, в Комитете возглавлял службу прессы и пропаганды военного ведомства, которым руководил Владислав Сикорский; это положило начало их многолетней дружбе. С 1933 г. С. Кот связан с крестьянской партией «Пяст», в 1936 г. избран членом ее исполнительного комитета. В сентябре 1939 г. вместе с группой сторонников Сикорского пробрался в Бухарест, затем в Париж. В польском правительстве в изгнании был сначала министром без портфеля, затем министром внутренних дел (1940–1941), послом в Москве (1941–1942), министром информации и документации (1943–1944). После войны примкнул к Временному правительству национального единства, подконтрольному коммунистам, и стал его первым послом в Риме (1945–1947). С 1947 г. — в эмиграции, где был одним из видных деятелей международного крестьянского движения.
— Но сначала я должен заехать в Бессьер, — сказал я. — Я оставил там чемодан и пальто.
— В чемодане есть что-нибудь важное?
— Разумеется нет!
— Тогда плюньте на свои вещи. Купите новые. В Бессьер возвращаться не стоит. Там могут быть немецкие шпионы. Эта зараза проникает повсюду. В Париже их пруд пруди.
— Мне уже говорили. А в Анже?
— И там небезопасно. Так что надо быть очень внимательным. Ну а сейчас найдите себе какой-нибудь уютный отель в квартале Сен-Жермен и заранее купите на завтра билет в Анже. Желаю удачи.
Я взял такси, велел шоферу ехать на бульвар Сен-Жермен и снял комнату в комфортабельном, но очень тихом отеле. В моем распоряжении были вечер и ночь, и я решил воспользоваться этим временем. В Варшаве я привык жить, постоянно чувствуя угрозу, и до чего же приятно было сознавать, что теперь это чувство отступило.
Парижанам не приходилось бояться гестапо. Хоть вечер был ненастный и собирались тучи, по бульварам гуляла толпа бодрых, хорошо одетых людей, еще более разноплеменная, чем в мирное время. Шла «странная война» [67] , которая вот-вот должна была так страшно оборваться. Я дошел до «Кафе де ла Пэ», которое запомнилось мне как совершенно волшебное место. Ни одного свободного столика не было, и я с трудом отыскал себе место. Рядом посетители оживленно разговаривали, потягивая пиво, вино или кофе. Даже теперь, зимой, на террасе было полно народу, люди жались поближе к источающим тепло жаровням.
67
«Странная война» — период Второй мировой войны с 3 сентября 1939 по 10 мая 1940 г., когда враждующие стороны вели только бои локального значения на франко-немецкой границе. После нападения Германии на Польшу Англия и Франция избрали тактику выжидания и пассивной обороны. Это позволило Германии за две недели разгромить польскую армию, 10 мая 1940 г. немецкие войска начали масштабное наступление на территории нейтральных Голландии и Бельгии, а затем быстро захватили большую часть Франции.