Рядом с самоваром расположились два блюда с сорока ароматными пирожками, по двадцать на каждом. Глядя на пирожки, Красная Шапочка никак не могла поверить, что половина из них еще полчаса назад занимала место в бабушкином ридикюле. А ведь там располагалось еще много чего, от зонтика и термоса с правильной водой, до небольшой полевой аптечки, с помощью которой можно было, например, принять роды у коалы.

Но что это были за пирожки! Если бы Зевс или еще кто-то из обитателей Олимпа отведал бы эту вкуснятину, он охотно обменял бы железнодорожную цистерну амброзии на такое вот блюдо.

– Завтра сюда приедет Плотва, подружка Красной Шапочки, и привезет еще сто пирожков, я сделала заказ на киностудии и оплатила.

– Потрясающие организаторские способности, – не прекращал удивляться Лев Львович.

Подоспела закуска из сыров и колбасы, мягчайшего хлеба, зеленого лука и свежих огурцов.

Дождавшись своей чашки чая, Лев Львович оглядел не совсем счастливые лица своих подопечных и кивнул:

– Разрешаю!

Тут же на столе появились пластиковые стаканчики и двухлитровые бутыли пива.

После импровизированной трапезы Красная Шапочка окончательно успокоилась насчет актерского будущего Бабушки. Режиссер, вкусив привезенных ею разносолов, уж точно не сможет ее отпустить, хотя бы ради пирожков.

Впрочем, способности Бабушки отнюдь не ограничивались организаторским талантом, и я сейчас даже не о проявленном ею актерском мастерстве. Как я уже упоминал, Эркюлю Пуаро и даже комиссару Коломбо было чему поучиться у Марии Ивановны в мастерстве ненавязчиво, не нервируя подопечного, проводить дознание.

К моменту, когда мы с вами, дорогой читатель, вернулись к нашим героям, разговор у них совершенно плавно, как поезд на магнитной подушке, переполз на такие вещи, о которых, вероятно, тот же режиссер и вовсе не стал бы говорить в других условиях.

– …в двадцать пять ведь о таких вещах не думаешь, – говорил Лев Львович, задумчиво поедая пирожок. – Жизнь кажется праздником, карнавалом, она пьянит и кружит голову. Тривиальные радости вызывают фейерверк веселья, банальные обиды становятся смертельными оскорблениями, минутная симпатия – любовью на всю жизнь. Мы были молоды и оба ощущали этот праздник. Мы не думали о чувствах до тех пор, пока нам было вместе хорошо.

– А потом? – уточнила Бабушка. – Сколько вы… встречались с моей дочерью?

– Месяца три. Точнее, два с половиной. Все каникулы, мы познакомились как раз на них. Я окончил четвертый курс ВГИКа, уже отбыв армию и отработав на киностудии пять лет, а Алина перешла на второй курс журфака, но уже тогда было ясно, что у нее большое будущее.

– Вы ее любили? – спросила Мария Ивановна.

– Да, – ответил режиссер. – Тогда я не осознавал этого до конца. Конечно, очень страдал от разрыва, но не мог пойти на что-то серьезное.

– Почему? – уточнила Бабушка.

– Я в то время еще не нагулялся, – едва заметно покраснел он, – да и она тоже посматривала на других. Я не был готов к ответственности, которой оборачиваются постоянные отношения, опять-таки, я ведь не родился Брюковкиным… тьфу, то есть я не родился режиссером Брюковкиным, мне предстоял долгий путь ассистентства, путь ученичества. И у меня была, как говорится, «голова в облаках», я грезил лаврами Феллини, Копполы, Бондарчука…

– Я его неделю назад в салоне, кстати, видела, – вставила Красная Шапочка. – Причем в парикмахерской. Что он там делал, с его-то прической…

– Федьку я каждую неделю вижу, я сейчас про его папу, – отмахнулся режиссер, не теряя нити повествования. – Откровенно говоря, нельзя быть хорошим режиссером, актером, писателем, композитором, если у тебя нет этого, нет крыльев, с помощью которых ты можешь взлететь, нет Внутренней…

– …Богини? – подсказала Красная Шапочка.

Режиссер удивленно на нее воззрился:

– Ну, можно и так сказать. И ты вовсе не сразу понимаешь, что, кроме нее, тебе нужно что-то еще, более приземленное, рациональное, не дающее разорвать связь с реальностью настолько, чтобы покинуть ее. Что-то такое, как…

– Разум… – вновь подсказала Красная Шапочка, но не успела договорить.

– Вы удивительно точны, звезда моя, – перебил ее Лев Львович. – Вот именно, разум. Эти две половинки очень долго не уживаются друг с другом и конфликтуют по малейшему поводу, но приходит момент, когда они начинают работать как одна команда. Тогда ты можешь состояться как творческая личность.

Он отхлебнул чаю:

– А мы с Алинкой только начинали этот путь. Мы сами с собой еще не примирились, куда там друг с другом. Начались ссоры, которые каждый из нас переживал очень остро. Она дико ревновала меня, я дико ревновал ее. Когда мы разбежались, она сразу же завела себе новую любовь, вышла замуж, затем еще раз и еще. Я не остался в долгу. Мы старались не попадаться на дороге друг у друга… четверть века старались. Хотя, если уж совсем честно, такой, как она, я больше не встретил. Поэтому, наверное, и не женился…