Было оживленно. Спешили тетушки с кошелками (видимо, с рынка), катались на велосипедах ребята. Распирая пузатым телом тесную улочку, проехал троллейбус.

— Городок в табакерке, — сказал я.

— Ага…

Воздух здешних улиц казался коричневатым, и, наверно, поэтому на домах лежал особый налет, как тонкий слой скрипичного лака. Словно мы и впрямь оказались внутри громадной деревянной табакерки. Или внутри музыкального инструмента из разных сортов звонкой ели и клена. Эхо от велосипедных звонков, голосов, дальней радиомузыки и ребячьей переклички звучало, как в пустоте гигантской виолончели…

На невысокой наклонной крыше четверо мальчишек пуляли в высоту из самодельных луков. Оперенные стрелы с шелестом уходили вверх и пропадали в низких просвеченных облаках. Сашка заинтересованно задрал голову.

— А вот ка-ак полетит стрела вниз, — сказал я, — да ка-ак врежет кому-нибудь по макушке…

— У них наконечники мягкие, с липучками… А если хорошо запустить, то и не вернется…

— Прилипнет к каменному своду?

— Одни говорят, что прилипнет. Другие — что улетит… в другое пространство.

— Последняя осталась, — звонко сказал на крыше мальчик. — Чья очередь?

— Пусть Женька запустит, он меньше всех стрелял…

Ребята дали стрелу самому маленькому.

— Только натягивай сильнее…

Стрела умчалась. Ребята и мы с минуту смотрели вверх.

— Ура! — наконец закричали мальчишки. — Тама! Молодец Женька! — И заприплясывали на краю крыши. Они были веселые, ловкие, смуглые, как мулаты.

— В этом свете все загорелыми кажутся, — сказал я.

— Почему кажутся? Тут такое излучение, ультрафиолет. За час кожа темнеет. Смотрите!

Сашка сдвинул на руке свои часики. Под ними открылся бледный след. Надо же! Я приподнял обшлаг пиджака. В самом деле — кисть руки гораздо темнее запястья.

— Вы домой вернетесь, как из Крыма, — сказал Сашка.

Я промолчал. Не хотел я домой…

Мы прошли улицу, где развлекались маленькие лучники, и вот тут-то вышли на площадь. Переливчато играли часы.

— Что? Уже семь? А у меня…

— Здесь несовпадение по времени. И никогда толком не угадаешь. Бывает, что там утро, а здесь уже вечер.

— Так и правда вечер… Надо, наверно, об ужине и ночлеге думать. А, лоцман?

— Естественно, — деловито сказал Сашка. И повел меня на другой край площади. — А вот смотрите, Каменные Ворота. Это место так называется — площадь Каменных Ворот.

При выходе на одну из улиц стояли две серые башни. Высоченные, будто колокольни. А точнее — не башни, а две сужающиеся кверху скалы, похожие на чудовищных размеров сталактиты (или сталагмиты?). В двух местах — наверху и посередине — башни были соединены каменными перемычками.

— Впечатляет, — сказал я. — Дело рук человеческих или памятник природы?

— Всякие легенды рассказывают… Будто бы много лет назад они появились неизвестно откуда. Тогда все и закрылось — долина и город…

— А может, тут в основе какой-то исторический факт?

— Может быть… — сказал Сашка со странной неохотой. И сразу опять оживился: — А улица за Воротами знаете как называется? Улица Грибного Дождя!

— Разве здесь бывают дожди?

— Раз в десять лет… Снег чаще бывает, каждый Новый год. Конденсаторы сгущают туман в снежинки. А дождик делать труднее… Тем более грибной! Он ведь должен быть с солнцем!

После этих слов Сашка задумался на ходу. Мы уже прошли между башнями и шагали по улице Грибного Дождя. Чиба превратился в лохматого, размером с рукавицу щенка и заливисто лаял на кошек. Сашка вдруг начал скрести в затылке и глянул на меня — с хитроватым огоньком в зрачках. Потом остановился, начал смотреть вверх, а руки заложил за спину (как утром, перед скалой). Что-то зашептал. Мы стояли у штабеля коротких и широченных, больше метра в диаметре, труб из бетона. Они были похожи на серые бочки без крышки и дна. Видимо, здесь собирались рыть колодец или строить коллектор… Чиба-вороненок взлетел на верхнюю трубу и строго сказал оттуда:

— Алексан-д-р, пр-рекрати…

Сашка вдруг быстро стряхнул кроссовки, сдернул носки, сунул все это в сумку.

— Прячьтесь в трубу!

— Зачем?

— Сейчас начнется!.. Да скорее же!

Я малость струхнул. Поясницей нащупал край одной трубы, вдвинулся в бетонный цилиндр спиной (черт, брюки порву). Сашка прыгнул сбоку, съехал на меня, нас притиснуло друг к другу. Я подвинулся.

— Что это все значит, уважаемый проводник?

— Лезьте подальше, с ногами…

С высоты ударили отвесные звонкие струи. Я взвыл, въехал поглубже. Влетел мокрый вороненок, сел Сашке на голову.