— …Ну, или… — неловко проговорил Збаров.

— Что?

— Есть, конечно, и такой вариант… Контракт еще не завершен. В принципе вы имеете право оставить прежнего проводника… Хотя после того, что случилось…

— Пусть решает сам, — сказал я.

Сашка не поднял головы. Все молчали. В этом молчании Сашка боком сделал два шаркающих полушажка. Ко мне. Плечом коснулся моего локтя. Нерешительно взял меня за обшлаг. Тепло прошло по мне от головы до пяток. Но я сказал сухо:

— Пошли в гостиницу. Спать пора.

— Только пускай Крючок поклянется, что больше… — начала девица и вдруг заверещала, прижав к подбородку растрепанные косы. На кроссовке у Сашки сидела белая крыса с черным, как у морского кота, хвостом-жалом.

— Чибу не узнала, что ли? — сказал девице Кирилл…

Этот случай разрядил обстановку, все, кроме Сашки, посмеялись. Правда, как-то нервно. Пантюхин сказал:

— Я отвезу вас до гостиницы. Пошли, лоцман. — Взял Сашку за плечо, мягко двинулся к двери. Тот послушался.

— Игорь Петрович, задержитесь на минутку, пожалуйста, — попросил Кирилл. Он был сейчас похож не на матадора, а на смущенного студента. Я остался.

— Игорь Петрович, вы за ним поглядывайте, ладно? — тихо сказал Кирилл. — Раз уж так получилось… А то у него общий алгоритм паршивый…

— То есть?

— Ну, существует такое понятие — алгоритм пути, — хмурясь, вмешался Збаров. — Или алгоритм события… Можно сосчитать с большой долей вероятности… Мы стараемся рассчитывать, когда отправляем проводника. А на Сашку как ни посчитаешь, обязательно выскакивает возможность чего-то… такого. Иногда вообще… прямо трагический потенциал… В этот раз, когда направляли, все вроде было нормально. А сегодня утром пересчитали на всякий случай (душа-то неспокойна), и — мамочки мои — сплошные минусы на выходе! Белые на черном…

Неуютно мне стало, зябко…

— Но зачем же вы тогда…

Кирилл перебил меня:

— Да сейчас-то уже все в порядке. Этот вариант мы нейтрализовали. Правда, скандальным путем, но…

— Я не про этот вариант, а вообще. Зачем вы его посылаете, если… этот алгоритм ваш такой.

— Это не наш, это его алгоритм, — неохотно сказал Кирилл. — А посылаем… потому что это лучше, чем если бы он сам… Разве удержишь? Есть птички, которые в клетке не живут.

Девица шумно шмыгнула носом и объяснила:

— Это все равно, что стараться запретить поэту стихи сочинять. Как он это сможет, если он даже думает стихами?

Я вспомнил, как Сашка дирижировал пространствами… А потом почему-то, как нес его через каменную осыпь к месяцу. И ощутил в нагрудном кармане теплый камешек.

Кирилл, морщась, переступил с ноги на ногу. Я сказал:

— Мне очень жаль, что я так неловко… лягнул вас.

— Ничего, — буркнул он. — Будем считать, что это вроде автографа.

В машине мы молчали. Пантюхин высадил нас у гостиницы и коротко попрощался, сказав, что завтра утром уезжает. Взлохматил Сашке волосы и укатил.

В комнате Сашка увидел очки. Спросил нерешительно:

— Это что?

— Подарок тебе. От «Даблстара»…

Непонятно, обрадовался ли он. Примерил очки, снял, помахал ими. Скинул кроссовки, с ногами забрался на кровать. Тихонько сел, привалился к стене. Натянул очки на поднятые к подбородку коленки, пощелкал резиной…

Я копался в «сидоре», отыскивая чистую рубаху.

Молчание давило нас обоих.

Наконец Сашка сказал, будто издалека:

— Игорь Петрович, простите меня, пожалуйста…

Я понимал, что веду себя дурацки, и все же ответил надуто:

— Ну, ты же знал, на что идешь, когда хотел удрать. Чего теперь извиняться?

— А вы… очень обиделись?

— А ты как думаешь? Радоваться мне, что ли?

Кажется, Сашка чуть-чуть ощетинился.

— А тогда… зачем согласились, чтобы я опять с вами?

«А ты почему захотел, чтобы опять вместе?» — чуть не спросил я. Но вместо этого получилось:

— А затем, что показалось… что возвращаться с «пилигримами» тебе совсем уж тошно. И еще…

Он стыдливо стрельнул глазами.

— Что?

— Я не привык бросать тех, кто со мной в Дороге…

Эх, зачем я его так? Будто наотмашь… Идиот старый!

Сашка сжался. Потом спросил глухо:

— Что же мне теперь? Головой о стенку стукаться?

Чтобы как-то все смягчить, я проворчал добродушно: