8 августа

Начался учебный год, по обыкновению, с самой неприятной работы. Опять предстали друг перед другом два враждебных лагеря: малоспособные или ленивые ученицы, желающие проскочить в следующий класс, и педагоги, не желающие пропускать в старшие классы малоподготовленный элемент, который уже и так служит обузой. Особенно тяжело в этом отношении положение нас, словесников. Больное место учениц — это орфография. Все переэкзаменовки по словесности в V и VI классах обусловлены малограмотностью учениц. А разве может их орфография существенно измениться, если они только в июле взялись за ум и немного позанимались диктовками с каким-нибудь студентом? И вот на письменной переэкзаменовке у доброй половины учениц опять двойки. Девицы, конечно, расстроены и недовольны, ибо это означает в большинстве случаев уже оставление на второй год. Родители тоже раздражены перспективой лишний год платить за дочерей и винят за все педагогов. А что же мы можем сделать? Неужели всех поголовно переводить? Ведь и так большинство переходит в старшие классы малограмотными. И нам приходится, с одной стороны, выслушивать упреки начальства за излишнюю слабость (Б-ский сбавлял мои баллы на две и на три единицы и писал в «Русском знамени» о малограмотности учениц, да и ревизор сделал мне замечание на этот счет, а мне пришлось по этому поводу отписываться); а с другой — выдерживать атаки родителей и репетиторов, обвиняющих нас в чрезмерной строгости.

9 августа

Вместо уволенной ставленницы Б-ского В-вой, занимавшейся по русскому языку в IV классе, округ перевел к нам некую Ш-ву. Эта особа служила все время в частной гимназии своей сестры и здесь, видимо, привыкла к игре в дешевую популярность, снискиваемой всякими поблажками ученицам и заискиванием перед родителями, на что уважающий себя педагог, конечно, не пойдет. На этой почве с первых же дней совместной службы мне пришлось уже столкнуться с ней. Во время диктовки в IV классе, где из-за В-вой больше двадцати учениц отличаются своей малограмотностью, Ш-ва спрашивала, как я оцениваю работы. Я сказал, что при 5–6 грубых ошибках я больше двойки не ставлю, да иначе нельзя, т<ак> к<ак> начальство и так недовольно, что до старших классов доходят у меня малограмотные ученицы. При диктовке же ставить более щедро и вовсе не приходится, т<ак> к<ак> ученица, сделавшая в диктовке 5–6 ошибок, в сочинении сделает уже 10. «Не 10, а даже больше» — подтвердила Ш-ва. На этом мы и расстались. Каково же было мое удивление, когда сегодня явилась в гимназию одна мамаша и рассказала, что она справлялась у Ш-вой о диктовке своей дочери, и Ш-ва ей сказала, что она не прочь бы поставить ей и 3, но у нее пять ошибок, а я и за пять ошибок «велел ставить 2». Это бесцеремонное искажение моих слов и совершенно бестактное натравливание родителей и учениц на своего коллегу глубоко возмутило меня. И без того нелегко лавировать нам среди всех противоположных требований, предъявляемых с разных сторон к педагогу. А тут еще такие выходки разных В-вых и Ш-вых, играющих в дешевую популярность и притом еще на чужой счет!

1 сентября

Еще одна приятная новость. Директор мужской гимназии, пресловутый Н-в, друг и вдохновитель нашего Б-ского, тоже слетел с должности: его перевели в другой город на место учителя. На этот раз, таким образом, борьба против шайки этих, с позволения сказать, педагогов, окончилась удачно. Но удача эта скорее случайность. С одной стороны, очень уж глупы оказались и Б-ский и Н-в; а с другой стороны, ревизор на наше счастье оказался порядочным человеком и отнесся к делу объективно. Притом хотя мы пока и уцелели, но доносы Б-ского, наверно, все-таки до некоторой степени скомпрометировали нас в глазах начальства. К тому же местные союзники теперь, вероятно, постараются нам отомстить за неудачу своей кампании. Поэтому приходится быть особенно настороже, не допуская в своих действиях ничего такого, что может быть истолковано в дурном смысле. Во избежание всяких кривотолков я выпустил ныне из программы VIII класса Герцена, хотя он из министерской программы пока еще не изъят. Пришлось значительно сократить и список книг, рекомендованных для внеклассного чтения. Новых писателей (Вересаева, Чирикова, Андреева, Горького), некоторые произведения которых и раньше рекомендовал, ныне совсем выпустил, т<ак> к<ак> у нашего начальства царит какая-то боязнь имен, и всех новых писателей боятся, как какого-то жупела. А между тем в результате такого «умолчания» ученицы оказываются в области современной литературы без всякого авторитетного руководства. Часть их, конечно, ничего не будет читать и выходя из гимназии, не будет знать современных писателей даже понаслышке. А другая часть, слыша от окружающих об этих писателях, будет читать у них что попало, тогда как преподаватель мог бы указать из каждого писателя наиболее подходящие вещи. Но разве значат что-нибудь все эти доводы для наших мастодонтов!

4 сентября

Сегодня бывший директор Н-в уехал из нашего города. Педагоги мужской гимназии опять проявили себя как его достойные соратники. Узнав о его переводе, они устроили в честь своего директора обед. А ко времени отъезда собрались все на пароходе и собрали туда же учеников, оказав на них некоторое давление (пообещали, например, не спрашивать на следующий день тех, кто пойдет провожать директора). Во всех этих овациях по адресу провалившегося карьериста-черносотенца участвовала даже та часть педагогов, которая сама немало испытывала от самодурства Н-ва. Как много все-таки у нас, русских, холопьего духа!

Педагоги нашей женской гимназии тоже в этот день были на проводах, но не Н-ва, конечно, а нашей исторички Б-й, которая ввиду сильно пошатнувшегося здоровья принуждена оставить педагогическую деятельность. Слабая организация ее не могла выдержать тех незаслуженных обвинений и угроз, которыми обрушилось на нее окружное начальство. Режим Б-ского, не раз доводивший ее до слез и расстроивший нервы даже у мужчин-педагогов, тоже не прибавил ей здоровья. И в результате эта умная, гуманная и добросовестная учительница превратилась в инвалида, едва успев прослужить три года. И товарищи, и ученицы очень любили ее, что особенно сказалось в последние дни ее пребывания в гимназии. Пароход в день ее отъезда был загружен гимназистками, которые окружали любимую учительницу тесным кольцом, дарили ей букеты, осыпали цветами и всячески старались выказать ей свою симпатию. И эго были не малыши гимназисты (там только четыре класса), согнанные на проводы Н-ва, а ученицы старших классов, смотрящие на жизнь уже более сознательно.

7 сентября

Б-ский и его сподвижники уже исчезли с нашего горизонта, но результаты его «правления» все еще дают себя знать. Ученицы его ставленницы (ныне, к счастью, уволенной) В-вой могут считать прошлый год совсем потерянным. Переведенные в следующие классы, они, оказываются совершенно неподготовленными даже в объеме предыдущих классов. Мои нынешние пятиклассницы, например, заметно хуже разбираются в литературных произведениях сравнительно с предыдущими пятыми классами. О познаниях же их в грамматике и говорить нечего, т<ак> к<ак> многие не знают, например, даже, что такое предложение ни теоретически, ни практически. Ученицы II класса, обучавшиеся у В-вой в I, не имеют понятия о склонении и разучились даже составлять планы для статей, что делали еще в приготовительном классе. Но трудно вообразить, с каким багажом оставил Б-ский тех учениц, которых он сам обучал французскому языку. И такие «педагоги», запасшись некоторой дозой нахальства и подхалимства, а еще лучше объявив себя «патриотами», могут не только учительствовать в нашей школе, а даже делать себе карьеру (В-ву Б-ский представлял уже в начальницу). И редко-редко, когда какая-нибудь «несчастная» случайность оборвет их деятельность.

8 сентября

Благодаря разным причинам, а главным образом слабой подготовке учениц IV класса фавориткой Б-ского В-вой, много четвероклассниц ныне «зазимовало». Поэтому класс получился очень большой (больше 50 учениц). Заниматься с таким количеством учениц, притом находящихся еще в переходном возрасте, дело очень трудное. Ввиду этого попечительский совет возбудил ходатайство об открытии параллели. Но окружное начальство, наградившее нас в прошлом такими педагогами, как Б-скин и В-ва, в ходатайстве отказало. Также отказано в открытии параллели и в реальном училище, хотя гам родители брали даже ее содержание на свой счет.

10 сентябри

На N-ском горизонте появилась новая педагогическая звезда, стоящая Н-ва и Б-ского. Это некий священник, законоучительствующий в школе, где ныне практикуются мои восьмиклассницы. Одно время он был фаворитом архиерея и экономом в его доме. Но попался… в педерастии и был переведен в другой город. Теперь он выступает в роли законоучителя. На первых же уроках он, не считаясь с тем, что школе практикуются гимназистки, стал настраивать школьников против них, внушая им не брать пример с гимназисток, которые не почитают духовный сан и т.п. Дальше пошло еще хуже. Подавая пример доброго пастыря, законоучитель стал так строжиться над ребятами (даже в I отделении), что у одного мальчика дело чуть не дошло до воспаления мозга, а малюсенькая девочка, поставленная в наказание на скамью, улетела оттуда в обморок. Ни родители школьников, ни коллеги грозного попа-педераста пока на это не реагируют вследствие обычной русской пассивности. А ребята, попавшие ему «на поток и разграбление», уродуются на всю, может быть, жизнь.