— Я пойду с вами, — прохрипел Аман. — Вам не помешает совет, как оставаться невидимыми. У меня есть выход на улики, которые вам понадобятся… в этом деле с наркотиками. Выборы обещают быть интересными. — Он не умолял их, нет. Просто услуга за услугу.

— Вы не можете поехать с нами, если у вас есть чип. — Из-за плеча Дарена выглянула женщина — испанский тип, холодный взгляд, уверенная начальственная манера. — А нам пора отправляться прямо сейчас.

— Я знаю. — Хорошо хоть, чип зашит в здоровом плече.

Она все сделала, воспользовавшись крошечным лазерным скальпелем, — ловко и уверенно, что свидетельствовало о медицинской школе или, может быть, даже дипломе врача. Было больно, но ничего похожего на горящие уголья в левой руке. Вскоре его уже грузили на заднее сиденье машины в кромешной тьме.

Аман стал невидимым. С этой секунды. Он перестал существовать в электронной реальности города. Если бы он вернулся в свою квартиру, то не смог бы в нее войти. В угловом магазинчике от него не приняли бы ни карточки, ни наличных. Он чувствовал себя голым. Нет, он чувствовал себя так, будто больше не существовал. Смерть и то была бы менее окончательна, чем это состояние. Интересно, чувствовал ли себя так Ави в первую минуту. «Я бы, наверное, сумел найти его», — подумал Аман. Если бы кишка не была тонка.

— Я рад, что вы едете с нами. — Дарен сидел рядом с ним в грузовике — или что там была за колымага, — пока они тряслись по разбитой дороге, направляясь к ближайшей освещенной улице. — Леа говорит, что вы скорее всего не умрете.

— Я в восторге.

— Возможно, нам удастся воспользоваться этой историей с наркотиками. Мы могли бы повлиять на исход выборов и добиться, чтобы выбрали наконец кого-нибудь честного.

«Нет, он такой же безнадежный, как Джими», — подумал Аман. Хотя… почему бы не надеяться?

— Вы похожи на главу нашего ордена, — задумчиво произнес Дарен. — Он ненамного меня старше, но он очень умный. Настоящий гений, и ему не безразлична судьба каждого человека в ордене. Она, то есть Земля, действительно для него многое значит… Ави будет вам рад по-настоящему.

Ави.

Аман закрыл глаза.

— Эй, вы как? — Дарен схватил его за плечи. — Только не умирайте. После всего, что было… — Мальчишка запаниковал.

— Не умру, — прошептал Аман. Ему даже удалось выдавить из себя тихий смешок, не причинивший особой боли.

Возможно, их битву все-таки нельзя считать последней. Он чуть было не поверил в богиню, которой поклонялся Ави. Чуть было.

— Ваш глава ордена ни черта не смыслит в конспирации, — прошептал Аман и потерял сознание.

Кларисса Фолл держит путь в центр Лондона, чтобы посмотреть на огоньки. Она трясется по ухабистым дорогам в электрической инвалидной коляске со скоростью пять миль в час, не обращая внимания ни на гудки, ни на хвост из машин у себя за спиной, ни на гневные окрики… Сколько раз ее предупреждали? Сколько раз унижали? Но она должна увидеть огоньки.

— Когда я была маленькой, они на Пикадилли-сёркус [127] были еще материальные, — говорит она всем подряд. — Я помню, как отец брал меня с собой. Ничего удивительнее я никогда не видела.

Она всегда была странной. Взять хотя бы тот случай, когда она проделала дыры в ограждении, чтобы впустить животных в город. Или то, как с неизменной настойчивостью водила в дом юных сорвиголов-виртуалов. Но по-настоящему дела стали плохи, когда умер ее муж Теренс, оставив Клариссу одну-одинешеньку в большом старом доме у периметра, этом псевдозамке с пустыми фонтанами и фонарями, в ледяном свете которого дом становился похожим на замок Дракулы. Я думаю, всему виной было одиночество, хотя, Бог свидетель, — при жизни Теренса они с Клариссой, кажется, только и делали, что ссорились.

— Вы знаете, мне двести лет, — то и дело повторяла она теперь. — Я самый последний материальный человек в Лондоне.

Естественно, и то и другое не соответствовало действительности, но Кларисса, бесспорно, была очень стара, как бесспорно и то, что порой она могла целыми днями и даже неделями не встречаться с другими материальными людьми. Да, правду сказать, не очень-то много осталось нашего брата, и большинство для взаимной поддержки объединились в сообщества в южных пригородах Лондона. Никто из нас не жил ближе чем в пяти милях от вычурного замка Клариссы, находящегося с северной стороны периметра, и ни у кого не было особого желания тащиться туда, чтобы проведать ее. Она, зацикленная на себе, и прежде-то отличалась манерностью, а теперь и вовсе стала сумасшедшей. А главное — и большинство из нас находили это особенно непростительным — она привлекала к нам, материальным людям, нежелательное внимание как со стороны синхронных виртуалов, которые и без того недолюбливали нас и называли аутсайдерами и привидениями, так и со стороны секретных служб Центра.

Беда ее состояла в том, что она не чувствовала себя по-настоящему дома ни в одном из миров — ни в материальном, ни в виртуальном. Непоколебимое достоинство материальных людей отталкивало ее. Кларисса считала нас чванливыми, чопорными и презирала за высокомерную уверенность в том, что только наше собственное существование является единственно верным.

— Вы бы, наверное, скорее предпочли, чтобы наступил конец света, чем допустили возможность иного образа жизни? — со своей обычной напористостью спросила она однажды.