— Ты все свое барахло забрал? Мэтт потряс головой.

— Отлично. Давай поедем и заберем.

Схватив Мэтта за плечи, я поднял его на ноги и поволок к дверям и дальше по ступенькам, невзирая на дождь.

— Тебе нужна твоя одежда, твоя обувь, все, что тебе принадлежит. Все твои вещи.

— Мой отец — он очень большой! Сильный… Пожалуйста, не надо…

Я уже завел двигатель.

— Пристегни ремень, Мэтт. Как там говорила Бэтт Дэвис? Намечается бурная ночь.

Шины завизжали, когда я резко вывернул на Мэлроуз. Я направился на юг, к Фэрфакс, разбрызгивая воду в лужах. Мы оба не проронили ни слова.

Когда я выехал справа на Третью авеню, Мэтт сказал:

— Майк, я не хочу, чтобы ты это делал.

— Слышу. — Я не сбавил скорость.

— Я не собираюсь говорить тебе, где я живу… жил.

— А я и так знаю.

— Откуда?

— Я твой волшебный [166] крестный папочка. Не задавай вопросов.

— Ты нет, — сказал Мэтт. Потом печально добавил: — А вот я — да.

— Ну, я не сомневаюсь, что тебе нужен крестный папочка.

— Что ты собираешься делать? Я ухмыльнулся:

— Я собираюсь сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

Мэтт, конечно, не понял эту шутку. Она будет в ходу лет через пять. Но — о'кей, — я сам оценил ее.

Поворот налево, поворот направо. Торможу перед входом в крошечный ухоженный домик. Мэтт выходит за мной из машины и идет по дорожке. Рывком открываю входную дверь. Мэтт был прав — он большой. Горилла. Но плохо обученная. Беспорядочные синяки на теле его сына — тому доказательство. Размеры заменяют ему умение драться. Возможно, всю жизнь. Отец Мэтта напускает на себя угрюмый, хмурый вид.

— А это кто еще? — рычит он.

И получает единственный ответ, которого достоин. Бью его кулаком в грудь, оттесняя в дом. Действую быстро. Прежде чем он успевает отреагировать, провожу серию ударов в грудь — сильных, таких, чтобы он врезался в стену. Дом трясется. Здоровяк рикошетом отскакивает от стены, и на этот раз я бью его кулаком в живот. Живот у него твердый, но кастет еще тверже. Непонятно, что он бормочет, но он шатается, и этого достаточно. Я пихаю голову гориллы навстречу своему резко поднятому колену и с удовлетворением чувствую, как его нос с хлюпаньем разбивается.

Рывком поднимаю папочку на ноги. Лицо у него в крови.

— Ты герой, да? Избиваешь мальчишку. — Он молчит, хватая ртом воздух. — Мэтт, иди собери вещи. Давай.

Из кухни выходит женщина, вытирая руки о полотенце для посуды.

— Мэтти?.. — Потом она видит меня. — Кто вы?.. — Потом мужа. — Джой?..

Я вырываю у нее из рук полотенце, кидаю Джою и подталкиваю здоровяка к стулу. Он шлепается на него, прикрывая окровавленный нос.

— Вам лучше присесть, мэм.

Она колеблется, потом садится. Джой с трудом дышит, осторожно косясь на меня.

Долгое время все молчат.

Потом женщина спрашивает:

— Вы собираетесь причинить нам вред?

— Это не входило в мои планы. Конечно, все может измениться. — Я многозначительно киваю на папочку-козла.

— Вы… вы не сможете уйти… если…

— Вы не станете звонить в полицию. Он вам не позволит. Он не захочет, чтобы кто-то узнал, что его сын — гомосексуалист. — Перевожу дух. Я не собирался выступать в роли советчика и учить ее жить, но Мэтту нужно время, чтобы собрать вещи. И надо, чтобы этот козел не успел опомниться. — Отлично, послушайте, леди, вам следует бросить этого скота, потому что, если вы этого не сделаете, когда-нибудь он вас убьет. Единственное, что так долго спасало вас, — то, что он отыгрывался на мальчишке, не так ли? Когда парень уйдет отсюда, вы останетесь с этим бугаем один на один. Если я не ошибаюсь, этот синяк у вас на щеке свежий. Похоже, что сегодняшний? И может, под платьем таких синяков намного больше?

Она не ответила.

— Вы считаете, что не делаете и для себя никаких поблажек, подставляясь под его кулаки и списывая все на несчастную долю. А вы уверены, черт вас возьми, что ничем не могли помочь своему мальчику? Позволяя мужу избивать ребенка, вы поступали как последняя трусиха. Вы знаете, что значит слово «пособник»? Вы пособник. Вы очень и очень виноваты. Потому что вы, своим невмешательством, позволяли ему выходить сухим из воды.

Поворачиваюсь к горилле:

— Послушай-ка, Джой. Ты — козел. Ты не заслуживаешь даже презрения. Это твой сын, твоя собственная плоть и кровь. Тебе следовало бы любить его больше всего на свете. Но ты чертовски беспокоился за себя. В тот самый момент жизни, когда твой сын больше всего нуждался в том, чтобы отец любил и понимал его и был рядом, что ты сделал? Ты избил его и вышвырнул вон. Какой же ты мудак! Твоя жена — трусиха, ты — безмозглый бык, и вы оба упустили то единственное, хорошее, что сделали в этом мире, — ребенка, который все еще умеет улыбаться, бог знает почему выросшего у таких подонков, как вы. Вы не заслужили такого ребенка. Черт бы побрал вас обоих! Я сейчас не в настроении спорить. Ты можешь избить свою жену, Джой, и ты можешь избить своего ребенка, но от отвратительной правды тебе не отмахнуться. Ты слабак. И если ты подумываешь о том, чтобы встать с этого стула, не надо. Если ты только попытаешься, я тебя убью. Я сейчас именно в таком расположении духа.

— Он сделает это, отец. — В комнату возвратился Мэтт. — Он — бывший командос. Специальные войска. Зеленые береты. Или что-то вроде. Он был во Вьетнаме. Я не хочу, чтобы он покалечил тебя…

— Ты все собрал? — прервал я лепет Мэтта.

Он взвесил в одной руке поспешно набитый чемодан. Через другую руку мальчика был перекинут шерстяной спортивный костюм.

Его мать перевела взгляд с сына на меня. В конце концов она собралась с духом и спросила:

— Кто вы? Тоже гомосексулист? Я смерил ее взглядом: