— Постойте-ка, сейчас догадаюсь. Вы не хотите выполнять его предписания.

Норма кивнула и в изнеможении откинулась на подушку.

— Заберите меня отсюда. Я умру дома. И большое вам спасибо.

Ленни сказал, что ей повезло. Пневмония оказалась не слишком серьезной. Боли, которых Норма ожидала от рака легких, так и не пришли. Она избежала эмфиземы легких с перспективой утонуть в собственной жидкости. Была лишь сильная, непроходящая слабость. Поднять руку или перевернуться на другой бок стоило невероятных усилий. «Повезло? Пожалуй, так оно и есть», — подумала она.

Ленни перебрался к ней. Каждый день навещал Бен. Через день приходила сиделка, помогала мыть ее и следила за подачей кислорода.

Норма привыкла к кислородной трубке. Хотя она и не приносила улучшения, но все же облегчала ее состояние. Ей казалось, что майты, делая свое дело, принимали эту помощь.

— Вы говорили, что все дело в земле, — сказала она с улыбкой Бену. — Земля говорит через меня.

— Я уже так не думаю. Это напрасная трата материи, — с раздражением сказал Бен. — Еще не поздно. Мы можем воспользоваться FTV.

Ленни стоял за спиной Бена, взгляд у него был страдальческий.

— Не покидай меня, мама, — тихо сказал он.

— Все уходит, — ласково проговорила она, теряя сознание. — Я тоже.

Норма парила над каким-то не то лесом, не то фабрикой. Она не могла сказать наверняка. Мир пребывал в неистовом движении: на глазах вырастали и переплетались одно с другим огромные деревья, ветви их беспорядочно спутывались между собой. Дороги терялись в зарослях кустарников, те, в свою очередь, растворялись, образуя океан. В воздухе стоял рабочий гул: стучали молотки, визжали пилы, слышались чьи-то голоса. Повсюду усердно трудились паукообразные существа, но, когда Норма проплывала мимо, они поднимали к ней свои мордочки с тем, что называлось бы улыбкой, обладай они способностью улыбаться.

Из-под земли выросла скамья. Норма опустилась на нее.

«Все это я, — думала она, гордая собой. — Каждый паучок, машина, фабрика. Все это я».

Рядом присел Энрико Карузо. Не тот грузный, неуклюжий Карузо со старых фотографий. Этот выглядел красивее и добрее. Скорее это был Марио в роли Карузо.

Она пристально посмотрела на него:

— Что такое? Вы теперь привидение? Он рассмеялся густым звучным смехом.

— Вряд ли. Клетки вашего мозга одна за другой умирают. Мы подумали, что это та малость, которую мы можем сделать. — Он махнул своими благородными руками. — Ничего подобного в действительности не происходит, вы все выдумываете. А поскольку вы это выдумываете, значит, это то, что вам хочется видеть.

— А-а, — сказала Норма и улыбнулась.

Зазвучал «Трубадур» Верди. И оказался вполне к месту. У нее не возникло желания подпевать. Теперь достаточно было слушать.

— Вам известно, что происходит в моей комнате? Энрико на секунду задумался.

— Мне известно то, что знаете вы. Вы впали в кому. Ленни сейчас пересказывает Бену ваше пожелание насчет того, как следует поступить с вашими останками. Бен находчивый человек, так что наверняка все устроит.

— Мы им споем?

— Обязательно.

— Это то, чего вы хотели? Энрико пожал плечами:

— Этого достаточно. А как считаете вы? Норма улыбнулась, глядя на заходящее солнце:

— Этого достаточно.

Опускались сумерки. Она видела, как тускнеющий океан превращается в призрачную пурпурную дымку. Как закат, как вечер. Все подаренные ей воображением образы постепенно исчезали. Темнота сгущалась, пока Норма слушала музыку.

Когда опустилась ночь, Энрико с сожалением сказал:

— Вы, конечно, этого не увидите.

Норма, стараясь утешить, взяла его за руку. Рука была теплая, сильная.

— Погодите, погодите. То ли еще будет.

Тамира, вся во власти каких-то извращенных фантазий, нежно поглядывала на дисплей своей «оптэковской» винтовки. Все, что произошло вслед за этим, показалось мне замедленным воспроизведением необратимого кошмара. Она подняла приклад к плечу, тщательно прицелилась и спустила курок. Одного из деречей отбросило на крутой склон скалы, а потом тело покатилось вниз сквозь кусты в белый речной поток.

Некоторые существа сохраняют статус мифических созданий даже после того, как было доказано, что они мало чем отличаются от своих более прозаических собратьев. Так на Земле лев всегда соперничает с единорогом, старый мудрый слон никогда ничего не забывает, а сентиментальный кит поет в глубинах моря свои баллады. Эти последствия антропоморфизма, основываясь частью на правде, а частью — на лжи, прочно внедрены в культуру человечества. На Мюрале, где я провел последние десять лет, такой статус, хоть и в меньшей степени, заслужил самый большой из здешних обитателей, что и неудивительно для существа, чье имя представляет собой сокращенную форму от «дерьмоеда четвероногого». Но возникшие в такой глуши слухи о чем-то, чего здесь быть не должно, запустили в людских мозгах мифотворческий моторчик и привлекли в этот мир охотников.