— Да ты совсем тронулся! — возразил Петроний. — Это же совсем недалеко от истины.

На лицах Герения и Аполлонии появился отпечаток серьезной тревоги, но выражение лица Сенеция осталось все тем же.

— Нет, это наилучший способ, потому что он глубоко встревожится и не сможет противостоять соблазну тут же отправится во дворец, чтобы лично допросить злоумышленников. Скажи лишь, что это дело состряпано наспех и что в нем участвуют несколько камергеров дворца. Он знает, что эти люди боятся его и ненавидят. Еще скажешь, что подбил их на измену Стефаний. Домициан сразу же поверит в это, потому что против Стефания совсем недавно выдвинули обвинение в растрате государственных средств, и у него нет иной надежды сохранить себе жизнь, кроме как отняв жизнь у Домициана. Остальные три — его доверенный камергер Парфений, который, как ты знаешь, с нами, Клодианий и Сатур.

— Клодианий и Сатур? Ты привлек и этих людей? — спросил Петроний. — Значит, это они должны выступить в роли убийц?

— Да. Убийц и приманки одновременно. Каждый из них недолюбливает его. Причины для этого достаточно веские и деликатные, Домициан не хочет разглашать их. Клодианию, например, известно все, что пытался скрыть Император о связях своих родственников с христианами. Сатур знает подробности, касающиеся смерти его племянницы Юлии от принудительного аборта. И так далее. Как видишь, у Домициана достаточно оснований желать смерти этих людей. Прибыв во дворец, он без промедления прикажет собрать их на допрос в его спальне.

— Да, он поступит именно так, — согласился Петроний. — Я видел, как он отказывался от еды, любовниц и сна ради того, чтобы собственноручно пытать подозреваемых в измене. Но на допросе они будут закованы в кандалы по рукам и ногам. Как же им…

— Эти кандалы сделаны по особому заказу дворцовым оружейником. Два звена рядом с их запястьями пропилены почти насквозь. Достаточно как следует на них нажать, и они сломаются. Ответственность за проверку кандалов обычно несешь ты как начальник стражи.

— А теперь осталось решить последний вопрос, — продолжил Марк Юлиан. — У нас четверо убийц, а мы согласились, что их должно быть не меньше пяти, чтобы все прошло гладко. Оба камергера отличаются крепким телосложением, но в таких делах ничего не смыслят. Часто бывает так, что загнанная в угол жертва способна проявить невероятную физическую силу. Хотя бы один убийца должен хорошо знать свое дело. Я думаю, что нам следует пригасить профессионала. Я думаю, это должен быть гладиатор Циклоп. Он отклонил мое последнее предложение, но…

— И сколько же ты ему пообещал? — спросил Петроний.

— Миллион сестерций.

— Безобразие! — проворчал Петроний. — Да он просто разбойник! За вдвое меньшую сумму он может купить себе титул всадника. Неужели ты не можешь найти человека, который согласился бы сделать это бесплатно, из патриотических убеждений?

— Петроний прав, — согласился Герений. — Такому отребью как Циклоп убить человека — все равно, что высморкаться. Они проделывают это каждый день. А кто будет оплачивать его услуги? Прошлой осенью я финансировал только один день Игр, и то в моих карманах теперь гуляет ветер. Нерона отправили в Гадес просто так. Разумеется, за последние двадцать лет цены здорово подскочили, но не на столько же!

— Вы рассуждаете как глупцы, — ответил Марк Юлиан, и в его голосе проскользнуло презрение. — Этот человек рискует умереть более страшной смертью, чем пасть на арене с пронзенным сердцем. Он заслуживает этого вознаграждения. И вы забыли о том, что мы нуждаемся в нем больше, чем он в нас. Этим сказано все. А что касается смерти Нерона, не стоившей никому ни сестерция, то абсурдность такого сравнения вполне очевидна и не нуждается в доказательствах. Неужели, по-вашему, ничего не стоят города, разграбленные в гражданской войне, уничтоженные легионы, порты, разграбленные пиратами и почти проигранная галлам война, не говоря уже о мирном населении, которое безвинно гибнет тысячами? В этот раз цены ниже, чем когда бы то ни было, друзья. А что касается услуг Циклопа, то я оплачу их, если нужно, из своего кошелька.

Затем он обратился к Аполлонии.

— Почтеннейшая, я хочу, чтобы Стефаний надел эту повязку за три дня до намеченного срока. Пусть Домициан привыкнет к ней. Может он забинтовать руку так, чтобы кинжала вовсе не было заметно?

— Он научился проделывать это в совершенстве.

— Хорошо. А теперь перейдем к… — но тут Юлиан внезапно замолчал, уставившись на Сенеция, который, казалось, заговорил сам с собой.

В голове у Марка Юлиана блеснула догадка, что тот запоминает все, о чем здесь говорится.

Сенеций встретил его взгляд враждебной ухмылкой. Однако Марк Юлиан не отводил глаз, и в конце концов бравада на лице Сенеция сменилась гримасой смертельного ужаса. Кровь отхлынула от его лица, и казалось, что его разбил паралич. Заговорщики, почувствовав неладное, тоже повернули головы в сторону Сенеция. Их лица выразили сначала догадку, потом гнев и, наконец, животный страх.

Когда заговорил Марк Юлиан, всем показалось, что под ними разверзлась земля и они полетели в бездну.

— Сенеций! — сказал он тихим голосом, почти нежным. — Скажи мне, кому ты собирался продать сведения, которые узнал здесь?