— А ну, вставай, спящая принцесса! — сказал он голосом, полным издевательской шутливости.

Схватив ее за тунику, рывком поднял на ноги. В этот момент Ауриана еще не совсем проснулась, и ей показалось, что это пришла на ней Хельгруна, чтобы отвести и полночь к Рамис.

«Куда я иду? Кто меня ждет? Почему меня подняли среди ночи? Авенахар, ты еще не родилась, и Рамис ждет над черной водой. Я иду к своей жизни, я иду к своей смерти… Рамис, ты собираешься сказать мне, что я стану королевой. Именем призраков Хелля, что ты подразумеваешь под этим?»

Но вдруг к ней вернулось чувство страха, которое теперь неотступно сопровождало ее, и она вспомнила, где находится.

— Иди впереди меня, неуклюжая корова! Иди! — скомандовал Гарпокрас, брызгая слюной из выщербленного рта. — Один человек требует, чтобы тебя привели к нему.

Ауриана двигалась по неровному, с низкими сводами коридору, похожему на склеп, а Гарпокрас изредка тыкал в нее концом копья, показывая, куда сворачивать. Скоро она догадалась, что ее ведут на кухню. Сзади слышалось натужное кряхтение Гарпокраса, с трудом ковыляющего за ней — у него одна нога была короче другой — последствие старой раны. Из-за этого ключи на его поясе звенели по-особому, возвещая всем о его приближении.

— Это против всех правил, — пожаловался он в перерывах между сильными приступами кашля, сотрясавшего все его тело и наполнявшего воздух запахом прокисшего изюмного вина. — Только пикни об этом кому-нибудь, и мы, стражники, прикончим тебя, распустив слух, что ты напала на одного из нас. Разделаем так, что зверям нечем будет полакомиться, когда тебя выбросят к ним яму.

Гарпокрас чувствовал себя как лиса, попавшая в капкан, поставленный против нее в курятнике. Он согласился устроить эту встречу лишь потому, что взятка, которую ему посулили, была поистине царской. Ни у кого Гарпокрасу не удавалось выманить столько сестерций. Но это было еще не все. Человек, потребовавший встречи с пленницей, предъявил ему письменный приказ с императорской печатью. Гарпокрас был почти уверен, что печать поддельная, но кое-какие сомнения в этом у него все же были. Если это было игрой, затеянной кем-то из высших чиновников, то он решил, что в этой ситуации лучше всего не рисковать головой. Ему лишь оставалось молить Немезиду, чтобы его не застукали.

Они оказались перед низкой дубовой дверью, ведущей в кладовую для зерна. Здесь Гарпокрас приказал Ауриане остановиться. Она молча повиновалась, но ее сердце прыгало, как дикая белка, впервые посаженная в клетку.

Гарпокрас вставил в замок длинный узкий ключ, намереваясь впустить Ауриану внутрь и затем запереть дверь, чтобы никто случайно не вошел туда. Дверные петли издали жалобный скрип, похожий на мяуканье кошки. Свет одной тусклой лампы дал Ауриане возможность рассмотреть кучу мешков с зерном, несколько рядов амфор с оливковым маслом и смутные очертания человеческой фигуры, закутанной в панэулу с капюшоном. Даже в этом убогом и мрачном месте от этой фигуры исходили уверенность и достоинство. Ауриана почувствовала опьянение от радости, словно только что осушила чашу неразбавленного вина. Ей не нужно было видеть его лицо, она и так знала, кто он такой. Так каждое существо чувствует своего сородича на расстоянии.

— Заходи сюда, чучело несчастное, да смотри у меня, отродье проститутки и козла! — проворчал Гарпокрас, кашляя Ауриане в лицо и толкая ее вперед. Он задрал вверх подбородок и помахал указательным пальцем под ее носом. — Один час по водяным часам — вот все, что тебе отпущено. И запомни, что если ты зачнешь здесь дитя, не думай, что это позволит тебе увильнуть от тренировок. Твоего младенца утопят как котенка сразу после родов.

Он захлопнул дверь так сильно, что в кладовке поднялась пыль, а пламя светильника заплясало.

— Марк! — произнесла она низким, полным желания голосом.

Он повернулся, одновременно откидывая капюшон. Ауриана слегка заколебалась. Нетерпеливый взгляд Марка Юлиана смущал ее, но открытое, доброе лицо говорило ей об искренности и чистоте намерений его обладателя. На какое-то время она почувствовала себя вне стен этой тюрьмы и бросилась к нему на шею. Марк Юлиан не ожидал от нее такой прыти и, засмеявшись, покачнулся назад под тяжестью такого драгоценного для него груза.

— Кто эта быстрая, прыгучая рысь? — воскликнул он, бережно приглаживая рукой ее волосы. — Жизнь в этом страшном логове, кажется, пошла тебе на пользу!

Он ласково притянул к себе ее лицо и назвал по имени. Ауриана вдруг обнаружила, что почти забыла его голос, неторопливый и спокойный, с едва уловимой хрипотцой. В нем она чувствовала ласку и нежность. Она посмотрела ему прямо в глаза и почувствовала себя обнаженной и беззащитной. От страстного желания поцеловать Марка у нее даже слегка закружилась голова, и она испугалась. «А что если я ошибаюсь и желаю его больше, чем он меня?» Несмотря на эту обескураживающую мысль, она еще ближе приникла к нему, делая шаг в неизвестность, в пустоту и рассчитывая на его поддержку.

Ауриана не ошиблась. Похоже было, что Фрия зажгла в их умах одну и ту же мысль. Марк нежно, едва заметно прикоснулся своим ртом к ее губам, затем его поцелуй стал сильным, почти грубым. Его губы не просили, они требовали, впивались в нее, искали и не могли найти. Она задрожала всем телом, по которому разлилась горячая волна желания. Этот бурный поток захлестнул ее, подчинил себе все ее чувства и вынес на широкий простор. Ауриана утопала в море блаженства. Она замерла, пытаясь этим остановить время и сделать так, чтобы из всей ее жизни сохранился лишь этот миг. «Вот что значит, — подумала Ауриана, — целовать человека, который тебе дороже, чем сама жизнь. Это нельзя променять ни на какие богатства на свете. Я готова отдать все, лишь бы перед смертью испытать еще раз это чувство». Теперь Ауриану охватила жажда действий, порожденная многими бессонными ночами мечтаний о нем и его теле. Одной рукой она стала гладить его грудь, ощутив упругие мускулы, а другой принялась расстегивать его тунику.