— Ты знаешь, Коля, каких архитектурных деталей, больше всего в вашем городе? Колонн. Их тысячи! Они украшают каждое здание. Поэтому я построю декорацию из колонн. Эцио был весьма доволен собой и дальнейшее пребывание посвятил своим слабостям.

Мы обходили с утра все комиссионные магазины, где он увлечённо покупал мебель, ширмы, люстры и прочую утварь. Мы отвозили её в Мариинский театр и просили его коллег переправить весь этот скарб в виде декораций в Италию. Мы обошли мастерские всех питерских художников и, Эцио пригласил их приехать на выставку в Милан. У Валерия Лукки и Славы Михайлова он с восторгом купил несколько картин.

К моим любимым уголкам Петербурга, просиживанию штанов в кафе «Север», «Европа», ««Астория»» и простаиванию в «Сайгоне» он был холоден и даже раздражался этим. Мне казалось это странным, но приходилось к обеду возвращаться с ними домой. Мне было не понять тогда, какое впечатление могли производить наши совковые рестораны на человека, обитавшего в высших сферах итальянской и французской богемы. Мы долго искали следы присутствия в Питере Рудольфа Нуреева, бродили по залам Академии русского балета, гримеркам Мариинского театра. Оказалось, что Эцио оформил несколько его спектаклей в Гранд Опера и именно он, Божиим промыслом, накроет могилу Рудольфа мозаичным восточным ковром на кладбище Сан Женевьев дё Буа в Париже.

В последний день мы поехали в Павловск. День был прекрасный. Эцио и Франческа с восторгом бродили по залам Павловского дворца. Потом мы переехали в Царское село, проехали в пролётке на рысаках по Александрийскому парку, проплыли на лодке по пруду. К вечеру мы жутко проголодались. Эцио терпел голод, но обедать в ресторане отказался наотрез. Стойкий моряк. У лицея, садясь в машину, я купил дюжину пирожков у краснощёкой толстушки. Похоже, что они были вкусные. Видимо толстуха сначала наедалась ими сама, а что не влезало, шла продавать голодающим туристам. Эцио фыркнул носом. Мы с Франческой смачно проглотили по пирожку с морковью и схватили из кулька по второму. Когда она подносила пирожок ко рту, его молниеносным броском вырвал Эцио и мгновенно проглотил. Я протянул ему кулёк с пирожками, но он демонстративно отвернулся. Франческа, зажмурив глаза от удовольствия, аппетитно открыла рот и… облизала опустевшие пальцы. Пока я бегал к толстухе за добавкой, Эцио уплёл весь кулёк поджаристых хрустящих пирожков с морковью, капустой и изюмом. По дороге домой он умиротворённо спал на заднем сидении под мерный гул мотора, создавая во сне свои шедевры, придумывая сценографию для опер «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» в постановке Андрея Кончаловского в Ла Скала. У богатых свои привычки. И с этим ничего не поделаешь.

Охота за чертой оседлости

После войны народ нашей страны подыхал от голода. Несмотря ни на какие окружающие обстоятельства, люди постоянно хотят есть, спать и потом рожают детей. Рожать детей они хотят меньше, чем спать и есть, но так получается. Своего первенца моя мама родила в 1946 году мёртвым. Через год, в разгар голодухи, появился я и сразу запросил есть. Есть было нечего. Молоко у матери пропало быстро. Мне давали сосать какую-то тряпку, смоченную в молоке. Родился я на станции Локня и роды у матери принимал наш сосед Пётр Абрамович. Папа работал директором маслозавода и отнёс Петру Абрамовичу в благодарность за моё появление двести граммов сливочного масла. С годами появился хлеб, мясо и другие продукты, но аппетит не удовлетворялся. Он в нас пророс, стал частью нашего сущего.

Врачей страна дружно невзлюбила. Оказалось, что эти вредители врачи-евреи погубили товарища Сталина, отца народов и лучшего друга советских физкультурников. Пацаны-подранки обсуждали, как поймать врагов народа и уничтожить их на месте. Мы искали среди нас евреев, смотрели им в глаза, но в лицо не узнавали. И мучились вопросом, кто же такие евреи. Где они, погубители Сталина. Бабушка вторила радио репродуктору, что Христа тоже евреи распяли, а воробьёв называла жидами, потому что они гвозди в клювах к распятию носили.

Мы гоняли по двору нашего дома на Третьей линии Васильевского острова, когда тётя Нина позвала Вадика домой и сказала, чтобы он пригласил всю компанию. Отец Вадика Крацкина работал инженером на Козе и первым в нашем доме купил телевизор. Тётя Нина усадила нас смотреть фильм «Белый конь» и дала каждому по пирогу с морковью. Пирог был тёплый, вкусный и я откусывал его по чуть-чуть. Но фильм так захватил меня, что я не заметил, как съел его целиком, не насладившись сладким конфетным вкусом. Фильм этот про французского пацана, который освободил от загонщиков белого коня и ускакал с ним к морю, где ждала их смерть на свободе, я запомнил на всю жизнь. А ещё я запомнил сладковатый вкус пирога с морковью и лицо тёти Нины.

В школе, в шестом классе к нам пришёл новый ученик. Звали его Савва Половец, а обзывали его евреем. С ним никто не хотел сидеть за одной партой и учительница Эльвира Львововна Вассерман попросила меня сесть с Саввой. Я хоть и слыл хулиганом, но учился на пятёрки и шпаны не боялся. Мы с Саввкой сразу подружились и долгие годы делили свои радости и беды. Он тянул меня в свой любимый шахматный кружок, но за порог е2е4 я не пошёл.

Когда в техникуме мне нужен был конспект пропущенных лекций, единственным, кто давал мне подготовиться к экзаменам был Димка Пеккер. Он увлекался велоспортом и заразил этим меня. Я скопил денег на «Спутник» и мы с Димкой по воскресениям колесили по пригородам, наслаждаясь аллеями Александрии, полянами Павловска и струями Петергофского Самсона. Когда от усталости немели ноги и мне хотелось остановиться, Димка не давал раскиснуть и крутил педали до конца.

До того момента, когда я первый раз попал на съёмочную площадку, имя Гамлет мне ничего не о чём не говорило. В перерывах мы ходили пить кофе и разговаривали о глупостях. Режиссёр фильма Григорий Козинцев любил пошутить и вспомнить как в двадцатые годы они с Лёней Траубергом и Эрнестом Лусталло мучили своих актёров ФЭКС боксом, фехтованием и акробатикой. Эти рассказы заронили в меня зерно моей будущей профессии. А Иннокентий Смоктуновский, исполнявший роль Гамлета, иногда решался рассказать про войну и годы в Норильских лагерях. Потом мы восхищались фильмом «ГАМЛЕТ» и радовались его всемирному успеху. С тех пор я стал борцом за справедливость.