— Думаю, Люба сама ее привезет. Впрочем, лучше тебе поехать, чтобы не волноваться. — Оксана, казалось, произнесла это спокойно, но в глазах ее мелькнули тревожные огоньки.

Маленький домик Любы находился на окраине города, на тихой и малолюдной улице. Нашли быстро. Шофер, оказывается, не раз бывал здесь. Небольшой двор огорожен низким забором с калиткой. Во дворе несколько абрикосовых деревьев и наполовину высохшая яблоня.

«Свой двор Люба называла садом», — вспомнил Сергей Сергеевич.

Мать Любы, черноглазая, скуластая женщина, увидав Григоренко, засуетилась:

— Заходите! Заходите, пожалуйста!

— Простите, что потревожил вас.

— Да что вы, что вы...

В комнате, куда они вошли, было уютно и спокойно. В уголке мягко светилась шкала приемника. Передавали симфонию. Начала ее Сергей Сергеевич не слышал и потому не сразу понял, чья это музыка.

— Люба сейчас придет, — сказала женщина и скрылась за дверью.

Музыка заполняла комнату, еще острее напоминая о смерти матери. Торжественная мелодия будоражила и волновала.

Тихо открылась дверь, и в комнату вошла Люба с Иринкой.

Приезд отца вызвал у дочери на какое-то мгновение досаду: ей так хотелось побыть еще с Любой.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! — поздоровалась Люба. — А мы ходили к автомату позвонить вам, чтобы вы не беспокоились... Чайковский!.. Вы слушаете?

— Да, кажется...

Любина мать принесла глиняную миску с мочеными яблоками, пригласила к столу:

— Откушайте, пожалуйста...

Люба подошла к приемнику, щелкнула выключателем, резко оборвав раздавшиеся в зале аплодисменты. Григоренко был благодарен ей за это.

Он взглянул на Любу. Она показалась ему миловиднее, чем всегда: короткая прядь волос, мягко спадая на лоб, подчеркивала нежный овал лица.

— Ну, что же вы, съешьте яблочко... — стала упрашивать мать Любы.

Сергей Сергеевич, чтобы не обидеть хозяйку, через силу съел одно яблоко.

— Папа, — прощебетала Иринка, — а можно мне пожить с тетей Любой? Здесь, не дома...

В комнате наступила тишина. Григоренко сидел неподвижно, потом тряхнул головой, словно желая сбросить тяжкий груз, навалившийся на него.

— Ты не хочешь домой?

Девочка потупилась.

— Пускай Иринка у нас переночует. Завтра воскресенье, в школу ей не нужно идти. — Люба сочувственно посмотрела на Григоренко. — Вам тяжело, Сергей Сергеевич. Но надо крепиться!..

Григоренко молчал.

— Ты разрешаешь, папа, да?

— Хорошо, доченька, но только до утра, — с болью произнес Сергей Сергеевич.

Комашко толково, со знанием дела доложил о мерах, принятых для выпуска полированных плит. Григоренко слушал и думал: «Такой доклад и в министерстве прозвучит». Затем, как бы между прочим, главный инженер сказал:

— Сергей Сергеевич, в ваше отсутствие я принял свою мать к нам на работу. Временно, — торопливо добавил он. — Главный бухгалтер попросил. С отчетом завал.

— Юлию Варфоломеевну?! Вместо кого?

— На место счетовода, которая в декретном отпуску. А у матери не хватает нескольких месяцев до пенсии. Она уже три года не работает.

— Та-ак... — протянул Григоренко. — После всего, что она...

— Я понимаю, Сергей Сергеевич! Но мама осознала... Если бы вы знали, как она мучилась все это время. На временную должность никто к нам не идет. Пусть она эти месяцы поработает.

— Ну, смотри, Арнольд Иванович, головой за нее ответишь в случае чего... Склоку заведет или еще что... с треском выгоню! Не посмотрю, что мать главного инженера.

«Не отменять же приказ», — с досадой подумал Сергей Сергеевич.

Когда главный инженер вышел, Григоренко позвонил секретарю:

— Принесите, пожалуйста, трудовую книжку Комашко Юлии Варфоломеевны.

Через несколько минут секретарь неслышно появилась в кабинете. Странно как-то она ходит. Незаметно. Тихо. И голоса ее почти не слышно. Больше отмалчивается. Не то что Люба. С нею всегда было приятно поговорить.

Григоренко стал внимательно просматривать странички трудовой книжки Юлии Варфоломеевны. Собственно, двух книжек, подшитых вместе. Трудовая книжка — это трудовая жизнь человека. Правда, в ней записываются одни лишь благодарности, взыскания туда не заносят. Но странички этой книжки многое могут рассказать о своем хозяине.

«Почему же она не работала последние три года? Ага, ясно... — улыбнулся Григоренко, прочтя последнюю запись. — Никто не брал. С торговой базы уволили...»

Он возвратил трудовую книжку секретарю.