— Но-но, Кутлер, это ты брось. Ты слуга государев и приказ воинский исполняешь, а не людей грабить едешь. Ловишь шпиона шведского, который в сговоре с врагами нашими, и уничтожаешь его. Чем он турок-то лучше? — возмутился Манштейн, хотя у самого на душе скребли кошки. Понимал, что дело нечисто. Да и насчет Веселовского сомнения закрадывались. Правильно ли он сделал, что выбор свой на нем остановил? Гнал от себя эти мысли.

— Турка-то это понятно. Только не турок он, а швед. А мы вроде бы как не воюем пока со Швецией.

— Капитан Кутлер, — повысил голос Манштейн, — вас какие-то сомнения мучают по выполнению приказа главнокомандующего?

— Нет. Сомнений нет, — уже твердо ответил Кутлер. — Исполним все в лучшем виде. Так и передай его сиятельству.

— Тогда все решено. Сутки на сборы. Мне нужно еще предупредить Веселовского. Завтра к девяти вечера вам всем быть надлежит у фельдмаршала. Получите инструкции личные, пасы дорожные, деньги и так далее. Оружие чтоб было в исправности. Лишнего не брать — палаши и пистолеты седельные. Чай, не на войну едете, — издевательски заметил. — Завтра в ночь в путь тронетесь. Лошадьми по всей дороге будете обеспечены. Нет — значит, купите. На лошадях не экономить! В погоне конь решает все. Честь имею, капитан, — и Манштейн выскользнул из его палатки, направляясь к ожидавшим его кирасирам.

Русские полки, в том числе и Вятский драгунский, сначала стояли у Переволочны и готовились к переправе. Все ожидали окончания работ по наведению моста понтонного. Как только работы закончились, кавалерия первой перешла на другой берег Днепра и стала медленно двигаться по направлению к Бугу, устраивая постоянные растаги [16] , поджидая медленно идущую пехоту и растянувшиеся обозы. Начало нынешней кампании очень напоминало прошлогоднюю.

Прошлым летом армия также переправилась сначала через Днепр, затем форсировала Буг и, выстроившись не в колонны, а в три огромных каре, медленно ползла по направлению к Очакову. Такой способ построения Миних считал наиболее удачным для отражения атак внезапных быстрого противника. Зато драгунские полки обрекались на полное бездействие. Ставя кавалерию в одном ряду с пехотой прикрывать фланги, Миних приказывал спешить первую шеренгу, оставляя на расстрел и лошадей, и вторую, и третью шеренги. Неудивительно, что историки драгунских полков не имели никаких фактов из боевой деятельности кавалерии в течение этих походов. Драгуны почти не бывали отделены от каре, а были как бы пришиты к флангам пехоты или многочисленных обозов. Никакой самостоятельности, а всегда в массе, в «армии», как говорил Миних. Характерно и наступление знаменитых Миниховских каре: пройдут немного, остановятся, постреляют из пушек, после снова возобновляют марш свой.

Засевший в Очакове гарнизон турецкий выжег всю степь перед крепостью на 20 верст. Миних принимает решение оставить всю кавалерию и обоз позади всей армии, вне полосы, выжженной турками, где оставалась трава для лошадей. Таким образом, драгуны участия в боевой работе войск не принимали, ограничиваясь охраной обоза и флангов армии. С армией пошли одни казаки.

Необычайная удача сопутствовала Миниху. Не имея никаких сведений об укреплениях Очакова, о количестве пушек на его стенах, о численности гарнизона, без осадной артиллерии, без штурмовых лестниц, без кавалерии, он стал все-таки обладателем турецкой крепости.

Подойдя к Очакову и с ходу отразив вылазку гарнизона, Миних приказал обстреливать крепость из орудий полевых. Осадных-то не было! К счастью, сильный ветер вызвал пожары значительные. На следующий день начался штурм, в котором удача сначала русским сопутствовала. Миних бросал все новые и новые полки в атаку. Шла жесточайшая сеча. Когда кончались патроны, дрались прикладами, лопатами, кирками, топорами и даже камнями. Миних, выхватив шпагу из ножен, лично повел в атаку батальон Измайловского полка. Отсутствие штурмовых лестниц и фашин не позволяло преодолеть рвы глубокие Очакова, и атака начала захлебываться. Турки кинулись преследовать отступавших русских, добили всех раненных, но были остановлены огнем нашей артиллерии. Миних был в отчаянии и, ломая руки, кричал:

— Все пропало! Все пропало!

И здесь произошло чудо. В крепости из-за пожаров сильных начали рваться пороховые погреба. Турок охватила паника, и часть гарнизона, ища спасения от взрывов, бросилась к морю. На них тут же налетели казаки. Часть загнали в море и утопили, а преследуя других, бросившихся обратно в крепость, на плечах ворвались в Очаков. Рассеявшись по улицам, они кололи и рубили всех попадавшихся под руку, усиливая общую панику.

Другая часть гарнизона во главе с сераскиром оставалась на крепостных стенах и вступила в переговоры с Минихом, прося перемирия на 24 часа. Однако узнав, что казаки уже ворвались в Очаков, сераскир отправляет второго парламентера с предложением о полной капитуляции.

Велика была радость всех, когда узнали о взятии Очакова, но еще радостнее было известие об обратном походе в Россию.

Путь на родину был гораздо тяжелее. Татары мстили за взятие Очакова и подожгли всю степь. Их мелкие и крупные разъезды постоянно нападали на обозы и случайно отделившиеся от основных сил армии отряды. Даже сам фельдмаршал Миних подвергся такому нападению. Лишь несколько эскадронов кирасир его личного конвоя, оставшихся с ним, отразили атаку степняков и рассеяли их по степи.

Второй месяц не было ни одного дождя. Все речки пересохли, даже Буг стал зеленеть. Между тем пожары усилились, и армия двигалась среди удушливого и едкого дыма.

Поручик Веселовский стойко перенес всю эту кампанию вместе со своим полком. Боевых потерь не было. Зато от болезней умерло 150 драгун, да лошадей снова потеряли более трех сотен. Его старый знакомый Манштейн, по слухам, участвовал в штурме Очакова, был снова ранен, повышен в звании и теперь состоит адъютантом при самом Минихе.