Но Левенгаупт пока не терял присутствия духа. Поход неудачный расстроил, конечно, но… Наконец, наконец-то из русской столицы пришли добрые вести. Случилось!

25-го ноября на престол вступила дщерь Петрова — Елизавета! Тот самый неудачный марш Левенгаупта все ж сыграл свою роль. Он ускорил события. Нерешительная Елизавета все оттягивала выступление. Срок переносился за сроком. Наконец она согласилась на Рождество Христово:

— Когда все полки выйдут на невский лед, к Иордани, обращусь к преображенцам, где немало людей преданных. А когда полк этот перейдет на мою сторону, то и прочие войска поспешат последовать за ним.

Но выступление Левенгаупта вызвало тревогу в столице, а потому супруг Анны Леопольдовны и генералиссимус армии российской Принц Антон отдал приказ трем батальонам гвардии следовать в Выборг и присоединиться к корпусу генерала Кейта. Давно повод искали убрать смутьянов из столицы. Только кому на войну-то охота? Из казарм теплых да в холод ноябрьский?

Верные гренадеры Преображенского полка по морозцу первому, по снежку скрипучему, чесноком да водкой с табаком пропахшие, вошли сами в Зимний Дворец и принесли с собой на плечах цесаревну. Далее все произошло быстро. Караулы дворцовые не противились. Кто фузеи добровольно опустил, к гренадерам присоединившись, кого разоружили тихо. Почти без крови. Арестовали Правительницу, мужа ее и многих приспешников — Остермана, Левенвольде, Головкина, барона Менгдена и прочих. Умудренные, познавшие, казалось, все в хитростях политики, внутренней и внешней, вельможи знатные поглупели как-то в раз. Оттого и прошло все тихо и пристойно. Столица затаилась. Все выжидали, что последует далее. А далее был манифест, в коем Елизавета объявила себя Императрицей, о правах своих на престол попранных, а ныне восстановленных. Войска принесли присягу. «Виват! Елизавета!» — прокричали дружно и мирно разошлись. Фельдмаршал Петр Ласси был срочно вызван к Императрице объявленной с предупреждением, чтоб опалы не боялся. Ему объявили Высочайше:

— Заслуги ваши, Петр Петрович, еще перед отцом нашим Петром Великим памятны и нами чтимы. А посему прошу быть при армии нашей по-прежнему. — Елизавета ласкова была со старым солдатом. По делам батальным распорядилась, Лестоком да Шетарди внушаема:

— В войне со Швецией объявить пока перемирие — до весны, на время коронации, а там и видно будет.

Из плена отпустили капитана Дидрона, взятого под Вильманстрандом, и отправили его к Левенгаупту с поручением объявить, что Ея Величество охотно пойдет на примирение со шведами.

Затем арестованных судили быстро, не вдаваясь особливо в суть обвинений, а руководствуясь более обидами цесаревны. Остерману припомнили, как он мешал встрече с посольством персидским, руки Цесаревны добивавшемся. Оно ей и не надобно было, но все же. Приплели еще сюда и то, что он, якобы, уничтожил завещание Екатерины I подлинное и способствовал интригами своими избрание Императрицей Анны Иоанновны. Левенвольде обвинили в том, что, церемонимейстером будучи, обошел вниманием Цесаревну за столом царским.

Даже опального Миниха призвали к ответу. Фельдмаршалу объявили, что, смещая временщика Бирона, он, дескать, ввел в заблуждение солдат своих, обещав на престол возвести Елизавету, а отдал его Анне Леопольдовне.

Приговор был суров: Миниха и Остермана к четвертованию осудили, Головкина, Левенвольде и Менгдена — к отсечению головы. Правда, всем жизнь даровали и на ссылку заменили. Вступая на престол Российский, Елизавета Петровна дала обет никого не осуждать к смертной казни. Отдадим должное Императрице — она его выполнила!

Нрав русский известен — коли от иностранцев избавляться решили, то всех под один гребень. Несколько дней бушевала чернь в Петербурге, пока патрули солдатские, жесткой рукой Ласси поставленные, не прекратили бесчинств неоправданных. Сложнее было с гренадерами Преображенскими. Рота гвардейская, на престол Елизавету внесшая, отныне называлась лейб-компания [30] . Рядовые получили дворянство и чин поручика, капралы — майора, унтер-офицеры — подполковников, да полковников армии. Сама Елизавета возложила на себя капитанский чин, фаворитам своим Разумовскому, Воронцову и братьям Шуваловым были пожалованы чины поручиков и подпоручиков, что в армии равнялось генеральским званиям.

Вынырнул вдруг и Принц Людвиг Гессен-Гомбургский. Еще один из женихов бывших Елизаветы. Когда-то Петр Великий имел намерение женить его на своей дочери. Смерть Императора остановила сей брак, а после о нем и не вспоминали. Про него говорили, что не имел ни образования, ни манер хороших, умом не отличался, трусоват, зато сварлив и жесток. Обладал способностями на всякие низости и благодаря этому продвигался вперед по службе. Миних вышиб его с треском из армии во время турецкой войны, но пострадавший от опального фельдмаршала получил в начале шведской кампании начальство над корпусом, стоявшим у Красной Горки. Ибо все были уверены, что делать ему ничего не придется. Елизавета, на престол вступив, видимо, вспомнила его сватовство и обиды от Миниха, пожаловала сгоряча ему чин штабс-капитана лейб-компании и генерал-фельдмаршала по армии. Но скоро был оценен по «достоинству». При дворе над ним насмехались в открытую и называли фельдмаршалом комедиантов. Долго он в России не задержался. Сбежал в свой Гомбург.

Хуже обстояло дело с гвардейцами из лейб-компании. Рота творила бесчинства всевозможные. Вчерашние солдаты, а ныне господа поручики новоиспеченные, шлялись по самым грязным кабакам столицы, напивались, дрались, валялись в грязи на улицах. Вламывались в любой дом, требуя денег и забирая все, что им могло приглянуться. В манифесте своем Елизавета Петровна обещала, что освободит всю русскую нацию от притеснения ее иностранцами. Она сдержала слово, но господа лейб-компании сочли это недостаточным. Похмельем тяжким мучаясь, сочинили они как-то прошение, где просили слезно изгнать, а лучше убить всех иноземцев на русской службе. Елизавета, не смея согласиться на столь ужасное действо, старалась утихомирить разбушевавшихся, объявив о своем особом покровительстве всем иноземцам. На время это остудило самые горячие головы, но, повторюсь, лишь на время.