Шрифт:
Большинство свидетельств подтверждает, что и при постоянном «посетителе» девушка не допускала с ним интимной близости. Деревенские сплетницы следили за тем, когда после вступления в брак рождался ребенок, и слишком быстрое его появление считалось позором для молодки.{28} Иногда, правда, случалось, что молодая пара все же нарушала эти нормы в надежде, что легче будет получить согласие родителей на брак.
Исследователи отмечают, что там, где ночное хождение в традиционной форме исчезло, более часто рождались внебрачные дети в результате посещений, не контролируемых обществом. В основном это относится к юго-западным районам страны, где социальное расслоение крестьянства привело к появлению большого слоя батраков.
В XIX столетии сватовство, представлявшее собой, как правило, сложный ритуал, было обычным. В подыскании невесты или жениха немалую роль играли полупрофессиональные или профессиональные свахи, однако их функции оканчивались после того, как договаривались о приезде сватов. Сват (kosjamies, puhemies) был важной фигурой в предсвадебных обрядах до конца XIX в., а кое-где и в начале XX столетия. В роли свата выступал кто-нибудь из ближайших родственников парня — дядя, крестный, хотя можно было обратиться и просто к уважаемому соседу. Обычно сват был один, но в провинции Хямэ было принято посылать двух сватов, в Уусимаа, если сваты ехали по предварительной договоренности, их могло быть и больше. На юго-востоке страны сватом мог быть и отец парня. У батрака, жившего вдали от родных, сватом был хозяин двора, где он работал. От приглашения в сваты отказываться было не принято.
Сватовство распадалось на два этапа: сватовство, или «запрос» (kosinta, kosimine, naiman meno, kysyj"aiset, sulhasena k"ayd"a), и обручение (kihlaus). Последнее соответствовало русскому сговору, или рукобитию. Нередко свататься ехали без предварительной договоренности, но все же чаще заранее испрашивали на это разрешение.
В первый приезд, при сватовстве, сваты должны были изложить свое предложение и оставить залог-кихлат (kihlat). Разумеется, в каждом случае ход предсвадебных обрядов мог иметь те или иные особенности. Это зависело от степени знакомства самих молодых людей и их родителей, немало было и местных различий.
Так, в некоторых местностях (Саво, Куусамо) сват мог проводить весь первый этап сватовства один. Лишь после того, как девушка принимала от него кихлат в знак согласия, он приезжал с женихом. У финнов Карельского перешейка соблюдались старые традиции многоступенчатого сватовства и было много особенностей в деталях обряда. Сначала сват или кто-нибудь из домашних жениха отправлялся испрашивать разрешения на приход сватов, затем приезжали жених со сватом. Они «оплачивали», или «отмечали» (rahominen, merkkiminen), девушку, оставляя денежный залог, — это было равноценно сватовству. Затем происходило знакомство обоих «родов». Родственники встречались обычно в церкви и после службы собирались в мирской избе, где невесте вручали кольцо и пили харьякайсет (harjakaiset) в знак согласия обеих сторон. Только затем следовало обручение.
Сваты старались проводить выезд торжественно, но незаметно, в сумерки, чтобы не видели соседи. Тайна соблюдалась отчасти во избежание огласки в случае отказа, а также чтобы «не сглазить» удачу. Сват и жених надевали праздничную одежду, ехали в парадной повозке, на лучшей лошади. Свату полагалось брать с собой дорогую трубку и кисет. На счастье брали разные обереги, например угли из домашнего очага. Если по дороге первой встречалась женщина, лучше было сразу вернуться домой.
По прибытии в дом сваты вели себя сообразно местным обычаям. В некоторых районах было принято чуть ли не с порога прямо переходить к делу. Но обычно гостей приглашали сесть, и они, не раздеваясь, садились за стол, вели разговор о погоде, других отвлеченных вещах, курили и лишь потом начинали переговоры. Суть дела излагали обычно прямо: «Раньше мы к вам просто ходили в гости, а сейчас пришли сватами» или же так: «Пойдет ли ваша дочь за сына такого-то». На Карельском перешейке, правда, еще соблюдался обычай иносказаний о пропавшей телке или ушедшей от охотника дичи и т. п.
По поведению хозяев сват угадывал, как относятся к их предложению. Это выражалось по-разному. Даже если прием был любезный и хозяева угощали их кофе, кормили их лошадей, это еще ничего не значило: посещение сватов всегда было честью и поднимало цену девушке. Если во время переговоров ее не приглашали в комнату, это означало окончательный отказ. При благоприятном ходе событий гостям предлагали раздеться (иногда после того, как они уже пили кофе в шубах) или приглашали в чистую половину. В этом случае сват выкладывал и залог — кольцо, деньги или иной подарок, — согласно местным обычаям и состоятельности жениха. Сватовство могло завершиться окончательным решением о браке. Это происходило тогда, когда обе стороны были хорошо знакомы, вопрос был предварительно обсужден родителями между собой и т. п.
При обычном ходе сватовства окончательное решение принималось на втором этапе, а на первом же получали лишь предварительное согласие, если, конечно, не было отказа. Так, если девушка не брала залога, оставляя его на столе, это был окончательный отказ. Если же брала, то это значило, что предложение будет обдумано. Беря залог, девушка соблюдала «меры предосторожности»: избегала брать подарок в руки, старалась смахнуть его со стола в передник или корзину для шерсти. Сваты же стремились достигнуть противного — был известен даже обычай опускать платок с залогом за ворот одежды девушки, чтобы он коснулся ее тела: предполагалось, что после этого она «присохнет» к парню.{29}
Следует отметить, что девушка в ходе сватовства проявляла некоторое участие — отвечала, согласна ли принять предложение, брала залог, но у парня была совершенно пассивная роль — ему не полагалось ничего ни говорить, ни делать.
Родители девушки, если жених им решительно не подходил, прибегали к какой-нибудь вежливой отговорке: невеста молода и т. д. Но никогда не было речи о том, что жених им не нравится, это было бы оскорблением. Тем не менее в случае неудачи сваты обижались и в отместку старались «отвадить» от этого дома других женихов: выходя, они могли плюнуть в очаг, закрыть дверь левой ногой. Хозяева же стремились немедленно оберечься от «порчи»: они засыпали след уехавших горячей золой, заметали его печным веником и т. д.