Лягушонок на асфальте (сборник)

В сборник Н.П. Воронова вошли повести:

Воронов Н.П.

Лягушонок на асфальте

ГОЛУБИНАЯ ОХОТА

Повесть

Петька Крючин был счастливчиком! Во-первых, он держал голубей. Во-

вторых, жил на конном дворе, в доме, крытом пластинами шифера. В-третьих, у

него был отец, да вдобавок к отцу - старший брат, тоже заступник и взрослый

человек. Я не завидовал Петьке. Хотя с той мальчишечьей поры прошло много

лет, я точно помню, что не завидовал. Просто становилось обидно, когда он

гонял голубей, а калитка и ворота были заперты, и ты, отираясь возле них,

страдал, как от большого горя, а над твоей маетой издевался какой-нибудь

Федька Печерников, у которого уже растут усы, и так допекал, что ты кидался на

Федьку драться, но не мог его одолеть. Вот тогда и становилось обидно, что у

Петьки столько всего: и голуби, и лошади, и отец, и старший брат, а ты -

безотцовщина, и что мать и бабушка не разрешают заводить голубей, уповая на

то, что барак против этого и что совсем плохо буду учиться.

Я назвал Петьку счастливчиком не потому, что раньше считал его

счастливчиком: я назвал его так теперь. Тогда я жил с постоянным чувством

счастья, поэтому только изредка обнаруживал различие между Петькиным и

собственным положением, но и оно тотчас забывалось: вспоминал о матери. Для

меня никто и ничто ни в чем не могло быть равнозначно ей. Если бы мне отдали

все голубятни и конные дворы города, а для защиты приставили борцов

Госцирка, лишь бы я согласился жить порознь с матерью, то я, сколько бы ни

уговаривали, не пошел бы на это.

Вероятно, еще потому мои обиды были короткими, что Петька обычно

пускал меня во двор, правда, со строгим предупреждением, чтобы я смирно

стоял в сторонке вместе с другими мальчишками, которых он выделял, покуда не

понадоблюсь.

Поднимался Петька на зорьке. Покамест въезжают во двор, сидя перед

своими грохочущими бочками, те золотари, что работали ночью, да выезжают со

двора те, которым днем орудовать черпаками, он проснется, а потом уж и не

улежит в постели: чуть свет заядлые голубятники обганивают молодых и новых

голубей, тут самый раз и ловить чужаков. И мы, конечно, поднимаемся рано. Он

привечает нас, но мы ему и нужны. Если не появишься вслед за солнцем, то он

будет покрикивать на тебя, а когда проспишь часов до восьми, то не станет

замечать. Прогнал бы, куда было бы легче. А то и прогонять не прогоняет и

словно тебя нет во дворе.

Но обычно было иначе. Ты входишь во двор - Петька подметает землю перед

будкой, поглядывая на небо. Он разноглазый, чуточку раскосый, а на редкость

зорок. Время от времени он посылает кого-нибудь из нас: меня, Саню

Колыванова (он, чуть пригибаясь за нашими спинами, курит, выпуская дым под

рубашку). Петька ненавидит куряк: Колесника, по прозвищу Генка Надень

Малахай, сивого Тюлю (он полуспит, и его синеватые веки закрываются, будто

вечером у курицы) посылает сбегать то к голубятне татаренка Мирхайдара, то к

голубятне Жоржика Мингани, отец которого был на строительстве

металлургического комбината в группе техспецов, приехавших из Италии, было

остался в городе, женившись на Кате Иванцовой, но, как повторяла она, в самый

раз спохватился и улизнул.

Прибежав обратно, мы сообщали Петьке о том, что происходит возле их

будок. Если нам удавалось подслушать, что либо тот, либо другой собирается

шугать нового голубя или пискунов из свежего выводка, мы стремглав мчались

на конный двор. Петька давал нам турманов, лебедей, рябых, краснохвостых,

желтых, бусых, и мы подтаскивали их, то есть, выдернув подол рубахи из-под

ремня, выпускали их под стаю Мирхайдара и Жоржика. Когда голуби уводили с

собой чужака и он вместе с ними кружил над конным двором, тут хмуроватый,

медлительный Петька становился проворным. Он швырял из будки нелётных

голубей, засидевшихся - выводили птенцов, отяжелели, отвыкли летать, -

обдерганных, связанных в крыльях, даже пискунов, у которых еще не совсем

отросли костыши. Потом он хватал их с земли, подбрасывал, они падали, треща