Таким образом, тезис о «поддержке» князя или его оппозиции российским правительством требует оговорок, поскольку его внешнеполитическая программа по отношению к Сербскому княжеству оставалась неизменной на протяжении всей первой трети XIX в. Россия была заинтересована в стабильности, «нереволюционности» и прорусской ориентации сербского руководства. При этом второстепенным выглядел вопрос о том, кто именно может обеспечить достижение этой цели. В поддержку русофильски настроенных высших руководителей княжества последние десятилетия активно действовали как российские дипломаты в Константинополе, так и петербургское правительство.

Лидирующее положение России в Балканском регионе вынуждены были признать все ведущие европейские державы, однако их реакция на этот факт международной жизни проявлялась по-разному. Англия попыталась переломить внешнеполитическую ситуацию в Сербии в свою пользу. С этой задачей была связана миссия Г. Ходжеса в 1837–1839 гг., окончившаяся без каких-либо определенных результатов. Австрия, будучи крепко связанной с Россией общей целью противодействия революционным выступлениям в Европе, внешне оставалась лояльной всем русским инициативам в Сербии. Она не препятствовала деятельности русской дипломатии, взяв за правило открыто не противодействовать России на Балканах. Обе державы исходили из интересов сохранения стабильности в Сербии. С этим связано и то, что австрийские власти не откликнулись на предложение Великобритании о совместных действиях против России. Следует особо подчеркнуть то обстоятельство, что англо-русские противоречия конца 30-х гг. не прошли бесследно для авторитета России. Английское противодействие серьезно поколебало русское влияние, сыграв на самых чувствительных струнах сербского князя – вопросе о характере его власти. Этот вопрос, совпав с обсуждением конституционного акта и вызвав раскол в высшем руководстве княжества, способст вовал ориентации некоторой его части на европейские модели общественного развития. Россия, политика которой не соответствовала этому направлению, неизбежно должна была потерять привлекательность в глазах либерально настроенной сербской буржуазии. Отвергнув Устав 1835 г. и поддержав движение уставобранителей в 1838 г., Россия еще раз продемонстрировала свое намерение контролировать положение дел в Сербии и следить за тем, чтобы развитие княжества соответствовало ее внешнеполитическим ориентирам и содей ствовало укреплению ее позиций в Балканском регионе. Как и в прошедшие десятилетия, российские правящие круги пытались определять внутреннюю политику в Сербии, не принимая во внимание тот факт, что княжество, хотя и образованное при значительной поддержке России, уже начало свой путь самостоятельного развития.

Формально уставобранители пришли к власти одновременно со сменой правящей династии. Реально же новый режим вызревал в недрах старого общества и подготавливался всем ходом социального и политического развития Сербии на протяжении 30-х гг. XIX в. Борьба за Устав, а еще раньше – за хатт-и шерифы 1830 и 1833 гг., провозглашавшие не только автономную независимость Сербии от Турции, но и содержащие регламентацию социально-политической жизни княжества, явилась этапом на пути к серьезным переменам в стране.

К началу 30-х гг. в Сербии продолжало действовать обычное право. Даже в начале 40-х гг. российский консул в Белграде Г. В. Ващенко отмечал, что в Сербии отсут ствует судебное законодательство, а судят «по здравому рассудку и совести судей» [299] . Законотворчество, начатое еще Милошем Обреновичем в 1829 г., долго не давало своих результатов, по скольку сербы – выходцы из Австрии, занимавшиеся разработкой законов, не могли выбрать достойного образца, останавливаясь то на австрийском, то на французском законодательстве. В комиссию по составлению законов вошли М. Ненадович, В. Караджич, В. Попович и др. Их ближайшей задачей стал перевод французского Кодекса Наполеона, который, однако, не мог быть механически применен в Сербии вследствие существенных различий социально-экономического развития двух стран. К разработке законов был привлечен Вук Караджич – видный деятель сербского возрождения. Не выдержав притеснений со стороны князя Милоша, Караджич в свое время был вынужден покинуть Сербию и перебраться в Землин, откуда он отправил князю пространное послание. В письме Караджич излагает прин ципы, на которых, по его мнению, должно строиться государство. Этот документ выдающегося деятеля сербской культуры представляет большой интерес, так как составлен не государственным деятелем, а частным лицом, каким являлся Караджич, проживавший в Австрии.

Прежде всего Караджич указывал на то, что Милошу следовало бы разработать «установление, или, по нынешнему европейскому выражению, конституцию». Конституционное требование Караджича предвосхищает ту острую внутриполитическую борьбу, которую повели уставобранители в первые же годы после создания Сербского княжества. Необходимым условием нормального функционирования государственного аппарата сербский ученый считал создание правительства, признавая совершенно недопустимым такое положение в стране, при котором «целое правительство» составляет один Милош Обренович. Политическая зрелость, понимание процессов общественного развития сказались в выдвижении требования отмены кулучных работ: «Надлежало бы отменить барщину и ни от кого ничего не требовать без платы» [300] . Исследователь и собиратель устного литературного наследия народа, Караджич не мог не беспокоиться о развитии образования в Сербии, учреждении школ и училищ, ибо «Сербия ни в чем не имеет так недостатка, как в людях, способных к отправлению общих служб» [301] . Испытав на себе неограниченное самовластие князя, Караджич большое внимание уделял «гражданским свободам» человека – свободе передвижений, мысли и слова.

Все эти условия, претворенные в жизнь, по существу означали бы создание государственных начал на новой, буржуазной основе. В целом эта программа политического устройства Сербии синтезировала основные требования оппозиции, но была сформулирована не политиком, добивавшимся власти, а представителем ученого мира, анализировавшим происходящие в сербском обществе перемены.

Работа по составлению Законника была предпринята в 1836 г., когда Милош пригласил В. Лазаревича, градоначальника Землина, и Й. Хаджича, новосадского сенатора, продолжить начатое ранее дело. Меттерних дал личное разрешение этим двум подданным Австрии работать в Сербии, поскольку был заинтересован в том, чтобы сербское законодательство ориентировалось на австрийский образец. Сам Милош так объяснял свой шаг: «Я решился позвать из Австрии искусных законоведцев из сербов… мужей честных, родолюбивых и прослывших отличным познанием законоведства, на конец составления законов для Сербии, выпросив их у австрийского правительства… Они желают сочинить законы гражданские и уголовные, равно как и правила судебных поступков» [302] . В апреле 1837 г. князь Милош, обращаясь к приглашенным юристам, писал им в письме: «…вручаю вам дело законов сербских и прошу вас приняться оного с верностию и усердием» [303] . «Мое первое желание, – продолжал Милош, – состоит в том, чтобы Сербия получила законы, второе – чтобы получила такие законы, которые бы служили к пользе и чести ее». Милош попытался извлечь из нового законодательства максимум личных выгод. «Я желаю, – писал князь, – чтобы законы сии сходны были монархическим началам и системе, по причине той, что Сербия стоит под царством, покровительством и в соседстве царств монархических» [304] . Под монархическими царствами имелись в виду Османская империя, Россия и Австрия. Милош считал, что ссылка на политическое устройство этих держав является достаточным основанием для оправдания собственных авторитарных претензий. Составители законов получили указание «избегать со тщанием» упоминания каких-либо намеков на либеральные принципы построения политической власти в княжестве, чтобы не вызвать «и малейшего неудовольствия от сих трех держав». Действительно, все три окружавшие Сербию монархии были встревожены возможностью проникновения революционных идей в сербское общество, но отнюдь не отрицали необходимости проведения разумных преобразований в нем.

В августе того же года князь сообщал Бутеневу о ходе работы по составлению законодательства. По его словам, специальные комиссии заимствовали «нечто из австрийских и прусских законов, нечто из Кодекса Наполеонова». «То, что виделось нам несходным народу сербскому, было изменяемо выключаемо и поправляемо» [305] .

Гражданский Законник был принят лишь в 1844 г. Он закреплял право граждан на частную собственность. Положительной чертой Законника явилось то, что он включал в себя элементы сербского народного права, хотя и основывался практически на австрийском кодексе 1811 г. [306] В целом принятые законы расчищали путь для развития капиталистических отношений в сербском обществе. Этому же способствовали и преобразования в землевладении. В 1834 г. было провозглашено свободное владение землей. Распад задруг вел к разорению части крестьянских хозяйств, что способствовало росту имущественного расслоения сельского населения. Однако процесс дифференциации крестьянства шел медленно – это явилось особенностью капиталистического развития крестьянских хозяйств в целом.

Население Сербии составляло в 1841 г. 807 тысяч жителей, в 1846 г. – 825 тысяч. Всего с 1815 по 1854 г. число жителей утроилось и увеличилось до 998 тысяч человек [307] . Однако значительное число этнических сербов проживало вне княжества, на территории европейских владений Османской империи, а также Австрии и Венгрии. Около 500 тысяч сербов находилось в Боснии и Герцеговине, 300 тысяч в Воеводине, 150 тысяч – в Хорватии и Славонии, 300 тысяч – на землях Венгерского королевства, 80 тысяч – в Далмации [308] . После хатт-и шерифа 1830 г. Милош Обренович расширил территорию княжества, присоединив шесть спорных округов, утраченных после поражения в Первом сербском восстании. Большую помощь оказала Милошу российская дипломатия, которая, поддержав сербскую сторону, постоянно требовала от Порты возвращения княжеству его земель.