Шрифт:
Вампирша протянула руку и провела ногтями по окровавленному животу, процарапала дорожку вниз по его телу, оставив пять свежих кровавых бороздок. Мышцы его живота сжались.
– Почему бы тебе не рассказать мне, как стать такой же, как ты, Ефраим? Мне известен твой маленький секрет: твоя кровь убьет меня, но знаю, что способ все же есть. Скажи мне.
Она забралась рукой под его боксеры.
Медисон ощутила, как ее сердце разбивается вдребезги. Она не хотела этого видеть. Не хотела видеть его с другой женщиной, и не важно по какой причине. Ее почти уничтожило, когда, в конце концов, он отреагировал.
Он откинул голову и заскрежетал зубами так, как делал много раз, когда был с ней.
Керолайн начала кричать.
– Что за хрень? – Крис встал на колени, чтобы лучше видеть. – Его штаны дымятся?
– Это святая вода, стерва, – выдавил Ефраим. – Я знал, что ты не удержишься.
Она выдернула руку из его штанов и, спотыкаясь, стала ходить по комнате, глядя на свою руку.
– Вот дерьмо! Ты глянь! – пробормотал Крис.
Медисон посмотрела. Рука Керолайн вспыхнула пламенем, через несколько секунд огонь погас, а ее рука превратилась в пепел. Вампирша наткнулась на стену.
Удар был достаточно сильный, чтобы пепел, который когда-то был рукой, слетел, осыпавшись на пол. Она снова закричала:
– Моя рука, ты, сукин сын! Ты сжег мою руку!
Все, что осталось от руки – волдырь на конце запястья. Слезы потекли по ее лицу.
– Это… научит… тебя… не… трогать… то, что принадлежит… другой… женщине, – промолвил он, задыхаясь. Боль в паху была невыносимой. Унизительное чувство.
– Ефраим, ты в порядке? – в один голос спросили Медисон и Крис.
Он попытался кивнуть. Движение вызывало боль в паху. Боль отдавалась в живот.
Ноги подогнулись и тело повисло на цепях. Он прерывисто задышал и начал рвать кровью.
– О Боже, Ефраим! – закричала Медисон.
– Моя рука! – вопила Керолайн, выбегая в заднюю дверь подвала.
Оба мужчины, державшие оружие, выглядели обеспокоенными. Третий побежал за своей госпожой.
– Что нам делать? – спросил один из них.
– Мы остаемся здесь! Она вернется! – нервно дернулся второй.
– Вот хрень, я – идиот, – слабо усмехнулся Ефраим.
– О чем ты говоришь? – спросил Крис. Он переводил взгляд с одного на другого обеспокоенных мужчин.
Оружие дрожало у них в руках.
– Эй! Направьте эти чертовы штуковины куда-нибудь еще, пока вы случайно не застрелили ее!
Ефраим сделал глубокий вдох и поднялся на ноги. Как только он встал прямо, то повернулся насколько позволяли ему цепи.
Он несколько минут внимательно изучал обоих мужчин, а затем понял, что было не так во всей ситуации.
Выругавшись про себя, он обернул вокруг каждой руки цепи, пока те не натянулись. Стражники наблюдали, широко раскрыв глаза, как каждый мускул на теле Ефраима напрягся и задрожал.
– Остановись или мы их застрелим! – предупредил тот, что стоял около Медисон.
Ефраим выдохнул прежде, чем снова потянуть. На этот раз его движение сопровождалось громким скрипом.
– Нет, не выстрелите, – просто сказал он.
Звук взведенного курка заставил Криса и Медисон прижаться ближе, пытаясь защитить друг друга.
– Ефраим, остановись! Он ее застрелит! – закричал Крис.
– Холостыми не застрелит.
Ефраим издал громкий, полный боли, стон, затем выгнулся и сорвал цепи с потолка.
Стражники одновременно повернулись и начали стрелять в Ефраима. Он спотыкался, но шел, не падал. Медисон заставляла себя смотреть.
Она оглядывала его тело, пытаясь найти отверстия от пуль, но не могла понять, где свежие ранения, а где старые, потому что все его тело было покрыто огромными ранами.
Еще один выстрел, затем еще. Звук был оглушающим. После каждого выстрела Медисон искала признаки, которые подсказали бы ей, что он ранен: неловкое движение, спотыкание, какое-нибудь слово, но ничего, никакой реакции.
– Они холостые, – прошептал Крис.
Казалось, оба стражника тоже это поняли и, отбросив оружие в сторону, попятились в сторону двери, через которую исчезла их госпожа.
– Идите, уверен, она будет голодна. – Ефраим опустился на четвереньки, но продолжал двигаться.
– Это то, чем вы были – едой. Она бы никогда не наняла двух идиотов, которые не проверяют оружие прежде, чем брать заложников. Вы были моей едой. Я – идиот.
– Нет, она любит нас. Она бы никогда так не поступила.