– Ты не мой отец? – спросил он, не удержавшись.

Оба мужчины медленно повернулись и посмотрели на него. Выражение их лиц превратилось из растерянных в напуганные, когда они поняли, что он услышал весь их разговор.

Руки его отца потянулись к груди, когда все одновременно ахнули.

– Его глаза! Они красные! – закричал Генри.

– Дьявол! – лакей поднял оружие и отошел.

– Отец? Что происходит? – Ефраим не мог скрыть страх в своем голосе.

– Не называй меня так! – визжал его отец, – Ты точно не мой сын!

– Нет, отец, пожалуйста! – Ефраим попытался сесть, но оковы удерживали его на месте.

– Что бы вы хотели, с ним сделать? – спросил Николс.

Отец покачал головой.

– Меня не волнует, что вы с ним сделаете. Просто уберите его с глаз долой.

– Отец? Отец?! – Ефраим наблюдал как отец и братья поспешили выйди из комнаты. Никто не оглянулся в его сторону. – Отец, пожалуйста!

Улыбаясь, Николс подошел в кровати.

– Обмотайте цепи вокруг него и убедитесь, что он не сможет освободиться, – приказал судья.

Лакеи колебались подходить к нему.

– Сейчас же!

Мужчины подскочили и бросились выполнять приказ. Ефраим хоть и мог двигать руками и ногами, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

– Пожалуйста, сир, если вы позволите поговорить с отцом… произошла ошибка.

Мужчины отстегнули цепи от кровати. И одним быстрым движением небрежно опрокинули Ефраима на пол. Ефраим ощутил, как из него выбили весь воздух. Лакеи быстро обмотали его тело тяжелыми цепями.

– Остановитесь! – закричал он. Это больно. Оковы сжимали слишком туго и не давали вдохнуть.

Николс наклонился вперед.

– Прости, мой мальчик. Я знаю, что это не твоя вина, но и ты должен понять в какое положение поставил меня. Непозволительно бегать повсюду и закусывать людьми. – Он покачал головой. – Нет, так не годится. – Затем посмотрел на мужчин. – Доставьте его в моё поместье и заприте в темнице.

Темница? Желудок Ефраима закрутило. Николс известен, как один их самым религиозных и прямолинейных мужчин в округе. Его чтил и уважал каждый член общества. Николс также известен как садистский ублюдок, который серьезно относится к своей работе. Он пытал людей, медленно.

– Пожалуйста, сир, нет! Спросите у моего отца! Он бы не хотел, чтобы вы делали это! Пожалуйста! – умолял Ефраим.

Николс присел возле него на безопасном расстоянии.

– Обещаю, что сделаю все быстро из уважения к твоему отцу. Ему бы не хотелось знать, что ты страдал.

– О, Боже, нет! – Ефраим мотал головой и пытался сбросить цепи.

– Держите его! – рявкнул Николс.

Лакеи осторожно подняли Ефраима, держась подальше от его рта.

– Отец! Генри! Марк! Пожалуйста, помогите мне! – закричал он.

Его быстро отнесли вниз по лестнице для слуг, через черную дверь и бросили в кузов кареты. Николс встал возле двери.

– Обещаю, ты ничего не почувствуешь, мой мальчик.

Он закрыл дверь.

– Неет! – кричал Ефраим когда карета тронулась.

Огромная дверь в его крошечную камеру со скрипом отворилась. Вошел Николс, сопровождаемый пятью хорошо вооруженными лакеями. Ефраим отбросил свои длинные спутанные волосы назад. Его костлявые пальцы дрожали от голода.

Никол провел рукой по своей теперь уже лысой голове. Он тяжело вздохнул, когда посмотрел вниз на мертвенно-бледное тело Ефраима. Отвращение и раздражение исказило черты лица судьи. Он поднес тряпку к лицу, пытаясь избежать вони.

Ефраим опустил трясущиеся руки, чтобы прикрыть свои гениталии. Его одежда уже давно превратилась в ничто. Кожа стала практически черной из-за смеси грязи, ожогов и засохшей крови.

– Что теперь? Собираешься жечь меня снова? Или, возможно, отрубишь голову в десятый раз? Хм, о нет, этого бы было недостаточно. Давай посмотрим, конечно ты хочешь попробовать что-то новенькое, поскольку уже пять лет не делал ничего оригинального, – протараторил он, издеваясь над Николсом.

Он больше не боялся. Перестал беспокоиться обо всем годы назад. Боль не волновала его, голод еще меньше. Они стали его друзьями, товарищами. Странным образом Ефраим зависел от боли, которая заставляла чувствовать себя живым.

Николс вздохнул из-за своей ткани и затем закашлялся от зловония.

– Я устал от твоего рта, мальчик. Прежде чем мы продолжим, сегодня я бы хотел сказать, что ты стал моей самой большой и разочаровывающей проблемой. Чертовски досадно, что это должно закончится.