Зрачки Жильята расширились, пока он пробирался по темному коридору, и он ясно различал все в этой полутьме.

Он знал, - ему не раз доводилось бывать там, - пленмонские пещеры на Джерсее, решетчатую впадину на Гернсее, Лабаз на острове Серк, названный так потому, что контрабандисты складывали там товары; но всем этим дивным гротам далеко было до подземных и подводных палат, в которые он сейчас проник.

В воде прямо перед ним вырисовывалось что-то вроде затонувшей арки. Естественная стрельчатая арка, выточенная волной, сверкала между двумя черными высокими колоннами.

Через затопленный портик и пробивался в пещеру свет из открытого моря. Необычайное освещение, дарованное тому, что погребено в бездне!

Лучистое сияние широким веером разливалось под волнами, отражаясь на скалах. Ровные блики света, длинными четкими полосами выделявшиеся на темном фоне, то загораясь, то угасая на изломах гранита, напоминали стеклянные пластинки. Пещеру озарял свет, но свет непостижимый. В нем не было ничего земного. Вы словно вдруг перенеслись на иную планету. Освещение это было загадкой; казалось, что сияние цвета морской воды излучают зрачки сфинкса. Пещера представлялась огромной и сверкающей головой мертвеца, видимой изнутри: свод - череп, арка - рот; не хватало лишь глазниц.

Рот, поглощавший и извергавший волны отлива и прилива, осклабленный прямо на юг, вбирал свет и изрыгал горечь.

Иные разумные и злые существа подобны ему. Луч солнца, пронизывая портик, заслоненный стекловидной толщей морской воды, становился зеленым, словно луч Альдебарана.154

Вода, насыщенная неярким светом, походила на расплавленный изумруд. Аквамариновый оттенок неописуемой нежности окрашивал все подземелье. Округлые выступы свода, словно изображавшие мозговые полушария, были в прихотливом узоре, похожем на сеть нервных волокон, и отсвечивали теплым отблеском хризопраза. Зыбь, пробегавшая по воде, отражалась на потолке и, то дробясь, то вновь соединяясь, без устали сплетала и расплетала золотистые петли, словно в таинственном танце. Во всем этом было что-то призрачное - разум вопрошал, что за добыча - а может быть, одно лишь предвкушение ее - так веселит эту великолепную сеть живого огня. С выпуклой резьбы свода, с шероховатых стен, проникнув сквозь гранит, свисали длинные и тонкие растения, вероятно, купавшие свои корни в водах, что покоились выше; с их стеблей жемчужинами скатывались капли воды. Жемчужины падали в пучину с тихим ласковым звоном. Необъяснимое чувство овладевало человеком в этом месте. Нельзя было вообразить ничего более чарующего, нельзя было увидеть ничего - более зловещего.

То был потаенный чертог смерти, - смерти торжествующей.

XIII. Что там видишь и что угадываешь

Ослепительный мрак - вот определение этого необычайного места.

Здесь чувствовалось, как бьется сердце океана. Колебание его волн то вздымало, то опускало водную поверхность в гроте с равномерностью дыхания. Беззвучно поднималась и опадала эта огромная зеленая диафрагма: казалось, здесь дышит таинственное одушевленное существо.

Вода была на диво прозрачна: там и тут в глубине виднелись нисходящие ступеньки, карнизы скал, и все гуще и гуще становился их зеленый цвет. Темные провалы были, вероятно, бездонны.

Низкие своды, неясно очерченные по обеим сторонам подводного портика и полные мрака, указывали на маленькие боковые гроты, лежавшие ниже главной пещеры и доступные, вероятно, лишь в пору сильнейших отливов.

Над этими впадинами нависали своды, скошенные под тупым углом. Небольшие песчаные отмели шириной в несколько футов, созданные набегами моря, углублялись в эти кривые закоулки и там терялись.

Кое-где морские травы длиной в туазу шевелились под водой, словно пряди волос, развевающиеся по ветру. Смутно виднелись густые чащи водорослей.

Вся стена пещеры сверху донизу, над водой и под водой, от свода до того места, где он уходил в невидимую глубь, была заткана той чудесной и столь редко доступной человеческому глазу флорой, которую старинные испанские мореходы называли praderias del mar155

. Густой мох всех оттенков оливкового цвета, покрывая неровности гранита, делал их еще заметнее.

С выступов ниспадали тонкие гофрированные ленты водорослей, которые служат рыбакам барометром. Едва ощутимое дыхание пещеры раскачивало эти блестящие ремни.

Под растениями прятались и в то же время выставляли себя напоказ редчайшие драгоценности из шкатулки океана: эбурны, крылатки, митры, шишаки, багрянки, трубороги, роговиды-башенки. Колпачки морских уточек, похожие на крохотные хижинки, лепились на скалах целыми селениями, по улицам которых прохаживались хитоны - эти водяные скарабеи. Валунам нелегко было попасть в грот, поэтому здесь укрывались раковины. Они, как настоящие вельможи в шитых нарядах и позументах, избегают встречи с грубой и невежливой чернью - голышами. Кое-где под водой излучали волшебный свет сверкающие груды раковин; там, мерцая, сливались и лазурь, и перламутр, и зеленоватое золото всех оттенков морской воды.

Немного выше линии прилива необыкновенное, прекрасное растение тянулось бордюром на стене пещеры, над шпалерами из водорослей, как бы продолжая и увенчивая их. Это ветвистое, пышное, вьющееся и почти черное растение казалось широкой темной каймой, усыпанной мелкими ярко-синими цветами. В воде цветы словно вспыхивали голубыми угольками. Над водой то были просто цветы, а в воде - сапфиры; и волна, поднимаясь и затопляя низ пещеры, увитый этими растениями, осыпала скалу самоцветами.

Каждый раз, как приливала волна, вздуваясь подобно легким, омытые водою цветы загорались; волна отливала - и цветы меркли: печальное сходство с судьбой человека. Вдох - это жизнь, затем выдох - смерть.