Шрифт:
действием воды и ветра. Дикий, угрюмый вид и пепельно-серые с переходом в
металлическую синь краски издали придают Таити сходство с лунным кратером; наверно,
поэтому восхищенные путешественники, описывая свое первое впечатление, столь охотно
употребляли прилагательные «сверхъестественная» и «неземная» красота. Но когда
подходишь ближе, краски исподволь меняются, ведь горы на самом деле вовсе не голые,
они покрыты пышным ковром ярко-зеленого папоротника в рост человека.
Не получил Гоген представления и о Папеэте, хотя «Вир» был в нескольких стах
метрах от берега, когда на борт поднялся лоцман. Дело в том, что город закрывала
сплошная стена усыпанных красными цветами брахихитонов. Она тянулась вдоль всей
двухкилометровой излучины залива и только две-три шхуны да несколько аутригеров
говорили, что тут есть люди. Лишь после того как «Вир» бросил якорь и пассажиров
свезли на поросший травой берег, Гоген смог оценить, в какой мере его умозрительное
представление отвечало действительности.
Он мгновенно убедился, что мечта и явь не совпадают. Если вспомнить, с каким
жадным ожиданием он ехал, для него, наверно, было настоящим ударом вместо красивого
селения с живописными хижинами увидеть шеренги лавок и кабаков, безобразные,
неоштукатуренные кирпичные дома и еще более безобразные деревянные постройки,
крытые железом. Конечно, если бы Гоген прибыл сюда вместе с Лоти, то есть лет двадцать
назад, он застал бы более приглядное зрелище. Но после того как в 1884 году половину
города уничтожил пожар, был принят закон, запрещающий строить дома из бамбука,
пальмовых листьев и прочих легко воспламеняющихся материалов. Однако еще больше
Гогена обескуражило, что полинезийцы ничуть не походили на голых Ев и диких
Геркулесов, ради встречи с которыми, мечтая писать их и разделить с ними райскую
жизнь, он обогнул половину земного шара. О фигурах женщин вообще нельзя было
судить, ибо все скрывали длинные, широкие платья-мешки - такую моду ввели
миссионеры. Чуть ли не еще более нелепо выглядело пристойное одеяние мужчин: что-то
вроде юбочек из цветастого набивного ситца, белые рубахи на выпуск и желтые
соломенные шляпы того самого фасона, который Морис Шевалье позже прославил на весь
мир. Если говорить о внешних признаках, таитяне лишь в одном решительно
противостояли цивилизации: почти все они ходили босиком.
Впрочем, и Гоген был одет совсем не так, как европейцы, которых привыкли видеть
таитяне, - ни мундира, ни белого полотняного костюма, ни черного сюртука, ни даже
тропического шлема. Глядя на его женственно элегантную прическу и шляпу, они приняли
Гогена за европейского маху. Так называли здесь гомосексуалистов-трансвеститов,
которых на Таити было довольно много и которых осуждали одни миссионеры. Можно
даже сказать, что маху пользовались уважением и популярностью не только как
сексуальные партнеры, но и как домашние работницы, умеющие отлично стряпать,
стирать и шить.
По случаю раннего часа никто в городе не видел, как подходил «Вир», поэтому на
пристани не оказалось никого из представителей местной власти. Отелей в Папеэте в 1891
году не было. И Гоген стоял совершенно растерянный в окружении хихикающих
островитян. Наконец прибежал запыхавшийся лейтенант, чтобы приветствовать самого
знатного пассажира, а именно капитана Сватона, присланного на Таити на должность
командира местного гарнизона. Так как Гоген прибыл в обществе Сватона, молодой
лейтенант Жено учтиво пригласил его к себе; дом Жено стоял всего в нескольких стах
метрах от пристани. Таитяне пошли за ними и столпились у калитки, продолжая пялиться
на европейского маху, так что лейтенанту пришлось прогнать их40.
Самым высокопоставленным лицом на острове считался король Помаре V. Но Гоген
несомненно знал (а если не знал, то его просветил лейтенант Жено), что настоящим и
почти единоличным правителем был французский губернатор. И как только открылась
губернаторская канцелярия, он пошел туда, чтобы предъявить свое рекомендательное