Довольный, как!.. В общем, сильно довольный Иоанн Васильевич проследовал в свою спальню, где первым же делом вскрыл окованный толстыми железными полосами сундук - после чего и перетаскал его содержимое (при самой деятельной помощи сына, конечно) в новое хранилище. Тубусы с картами заняли нижнее, самое большое отделение - такое большое, что в нем заодно поместились все важные челобитные и доносы. В среднее одна за другой легли пять тоненьких рукописей - между прочим, удивительно похожих на ту, что с месяц назад вертел в своих руках князь Воротынский. И опять же - с полдюжины грамоток самых разных размеров. Ну а самое верхнее отделение удостоилось всего двух книжиц изрядно потертого вида и десятка пухлых мешочков с самым разным содержимым. В одной калите было серебро, в шести других - полновесное золото, ну а последние две не звенели, а тихонечко побрякивали. Так, как если бы в них были драгоценные камни...

– Вот теперь можно и в мыльню идти. Федька с Ванькой нас, поди, уже заждались. А, сыно?

Однако, сохранить хорошее настроение надолго им было не суждено - потому что недалеко от заветной дверки в царские мыльни отцу и сыну попался на глаза служивый в кафтане постельничего дьяка. Стоял он смирно, но выглядел при этом так, что и самому недалекому умом стало бы понятно, что приказной имеет очень важные вести.

– Говори?..

Низко поклонившись, плюгавенький служитель приблизился и что-то зашептал. Дмитрий не слушал, что именно докладывает постельничий дьяк, хотя, при желании, и мог бы - отец не держал от него особых секретов. Какие тайны от наследника и первейшей опоры в державных делах?.. Нет, он сам не стремился вникать во все без исключения родительские заботы - потому как ему уже и своих хватало.

– Ступай.

Зато изменившееся настроение родителя сын ощутил моментально - исчез добродушно-теплый настрой с оттенками горделивого счастья, сменившись раздражением, густо замешанным на непонятной опаске (за него?) и желании кого-нибудь прибить. Очень мучительно, да чтобы подольше, подольше!..

– Батюшка?

– Пойдем.

Только через полтора часа, вдоволь посидев в парилке, опробовав веники из свежих березовых листьев и залив прорезавшуюся жажду прохладным духмянистым квасом, Иоанн Васильевич отмяк душой. Услав младшеньких сыновей остывать и одеваться, царственный отец похлопал ладонью рядом с собой, приглашая старшего садиться поближе.

– Верные людишки с Литвы весточку прислали.

Моментально поняв, о чем идет речь, Дмитрий насторожился - уж слишком много надежд и планов он связывал с тем, чтобы отцовские прознатчики установили УДОБНЫХ для него заказчиков покушения на его жизнь. Даже, наверное, и не удобных - а единственно необходимых. Мало ли что там Ходкевич лепетал про вечных соперников своего рода, магнатов Радзивиллов? Даже если вдруг это и правда, все равно - мелко, слишком мелко для задуманного...

– Бенедиктинцы.

Чувствуя, как в родителе вновь начинает разгораться гневный огонь, сереброволосый подросток легонько погладил отцовскую руку.

– Я сразу о том говорил, батюшка - или иезуиты, или бенедиктинцы.

– Помню. Как и о том, что сам Жигимонт Август к сему злоумышлению руку приложил.

Не сдержавшись, глава правящего дома рыкнул в приступе злобы:

– Прихвостень папежный, сам пустоцветом живет, и других потомства лишить желает!!! Словно тать ночной, все дела свои норовит исподтишка обстряпать...

Окончательно успокоившись, московский властитель не удержался и сплюнул на пол.

– Висковатов ведь доподлинно вызнал - Жигимонтишке мир и дружба меж нами и Литвой, что в сердце нож острый!..

Дверь в предбанник открылась, пропуская князя Вяземского.

– Поди вон!

Афанасия словно ветром сдуло. Не приходилось даже и сомневаться - через пять минут все заинтересованные лица уже будут знать о плохом настроении повелителя.

– Что молчишь, сыно?

– Думаю и вспоминаю, батюшка.

– И о чем же ты думаешь?

– О том, что долг платежом красен. И о том, почему меня поперед тебя отравить решили.

Внимательно поглядев на своего наследника, Иоанн Васильевич надолго замолчал. Убийство правителя соседней державы не было чем-то запретным - если смерть приходила к тому на бранном поле. Или в результате ловко организованного дворцового переворота. Бунт черни или смута среди бояр тоже были уважительной причиной - слабому государю не дано удержать власть! Остальное же... Было невместно. С другой стороны, раз последний Ягеллон действует столь бесчестно, так и держать его стоит не за собрата-государя, а за погань, чести никогда не имевшую! А с такими - все дозволено, все разрешено!.. Хотя конечно торопиться с такими решениями никак нельзя, надобно все хорошенько обдумать и взвесить.

– Ты, сынок, живое доказательство того, что вера наша истинная. Что деяниями и помыслами своими мы идем по стезе, заповеданной Создателем. Всего лишь прослышав о благодати твоей, людишки литовские да польские переходят под руку Москвы. Под нашу руку! А не станет Жигимонтишки - и все княжество Литовское от королевства Польского тотчас отшатнется, государя себе на стороне искать станет. Бояр да шляхты православной там покамест поболее, чем предателей-католиков!

Помолчав и бесцельно погоняв стаканчик с квасом по столу, старший Рюрикович внезапно хмыкнул: