Уже начинало темнеть.

— Ну, по местам! — распорядился Василий Васильевич.

И партизаны, взяв кто ружье, кто топор разошлись, прячась за деревьями.

— А мое место где? — спросил Карыш.

— Сейчас покажу, — ответил Василий Васильевич, — идем!

Он повел Карыша в лес, туда, где деревья стояли гуще. Шли недолго. Дядя Вася остановился.

— Вот твое место.

Между деревьями уже залег сумрак, и Карыш не сразу заметил перед собой что-то темное — не то стог сена, не то кучу хвороста.

— Это наш шалаш, — сказал Василий Васильевич, — полезай туда, там тулуп есть, закройся им как следует, а то продрогнешь…

— Дядя Вася, я не хочу! Вы там без меня воевать будете!

— Чудак! Ты же видел, я всех в караулы послал. И тебе тоже велю караулить наше имущество. Тут у нас тулупы, посуда… Одним словом, нужные вещи.

— Ты меня все обманываешь!

— Ну, спорить мне с тобой некогда. Приказываю, слышишь? Оставаться в шалаше до моего прихода!

И дядя Вася, повернувшись, ушел, должно быть, назад — к просеке.

Стало совсем темно. Кто бывал ночью в лесу один, тот знает: в темноте все кругом кажется живым, словно кто-то притаился, слушает, ждет. Карыш и сам себе не хотел признаваться, что ему стало страшновато; он полез в шалаш, нащупал тулуп, сунул руку дальше — рука наткнулась на стенку из колючих еловых веток. Он с горя закутался с головой в душный тулуп и неожиданно заснул. Во сне он сперва все шел по берегу озера. Все шел и шел, и в руках у него были удочки, и солнце палило жарко. Потом он увидел знакомые ворота завода, из ворот серебряными струйками вытекали рельсы узкоколейки. По рельсам громыхал маленький вагон — один, без паровоза. Всадник скакал по темному полю к вагону и скалил зубы, алые от далекого пожара. На нем была бурка, как у Чапаева, он кричал: «В Уфу! Вагон отправляется в Уфу!» А где-то за вагонами стали стрелять. И пожар разгорался все шире, только не удавалось разглядеть, где горит, — свет слепил глаза. Карыш сощурил их, потом раскрыл и не сразу вспомнил, что он в лесу. Прямо в шалаш били косые лучи солнца. Неподалеку стреляли. Он скинул с себя тулуп и выскочил на волю. Никого кругом не было. Только на сосне, припав к самому стволу, сидел носатый дятел и глядел на Карыша. Где-то опять выстрелили. Дятел быстро побежал вверх по стволу, махнул яркими крыльями, скрылся. Ждать дальше было невозможно. Карыш, пробираясь сквозь кусты, побежав напрямик в сторону просеки. Скоро он услышал голоса. Среди них выделялся густой бас дяди Васи. Карыш пустился еще быстрей.

Дядя Вася стоял на просеке и разглядывал новенький автомат. К другому автомату примерялся — вешал его себе на шею — Кузнецов. Гошка вертел в руках немецкую каску.

— И что за знак такой — называемая свастика? Вот, ровно четыре виселицы срослись ну, не бывает поганей! И примерил бы, да не могу. Из-за поганого знака.

Гошка с огорчением, кинул каску в кусты. Она покатилась, Карыш провожал ее взглядом — каска легла рядом с зеленым мундиром: это был убитый фашист! И мотоцикл валялся рядом, а недалеко — другой. Карыш не стал больше разглядывать и кинулся к дяде Васе:

— Вы тут без меня! Без меня воюете!

Дядя Вася улыбнулся:

— Ну, разве ж это война? Война впереди. Мы так, маленько немецкую разведку… вот видишь, оружия добыли. Теперь и воевать можно.

— Ты меня все обманываешь! — запальчиво закричал Карыш. — Сам немцев бьет, а меня — в шалаш!

— Тихо! — Дядя Вася нахмурил брови и сжал губы, только с глазами ничего не поделать — глаза смеялись. — Постой, погоди: вот, пусть товарищи рассудят. Ребята, я, стало быть, посадил Карыша в шалаш, караулить наши вещи. И что ж? Он кинул все, а сам сюда прискакал.

— Дядя Вася!

— Постой, дядя Вася был, да весь вышел. Теперь я тебе — начальник отряда. Говори: тебя кто с караула снял?

Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы на просеке не показался старик с широкой кудрявой бородой; за плечами у него был мешок, в руках суковатая палка.

— Ваш пропуск! — с шутливой угрозой крикнул ему Гошка еще издали.

— Да это бакенщик Михеев, — проговорил кто-то.

Старик подошел поближе и тогда только сказал Гошке серьезно:

— Выйди на реку, там у меня… — он остановился, задохнувшись, — немцы избу жгут, вот тебе мой пропуск!

Он снял шапку и спросил:

— Кто тут у вас за начальника?

Он отогнул подкладку в шапке и вытащил серый конверт.

Дядя Вася взял у него конверт, вынул бумагу. Прочитав, он поглядел на партизан так, что все замолчали.

— Кузнецов, Пахомов, ко мне! — сказал — дядя Вася и отошел в сторону.

Незнакомый Карышу партизан с рябоватым лицом и Кузнецов последовали за ним. Они втроем поговорили негромко между собой, посоветовались и вернулись к отряду.

— Ну, товарищи, — сказал Василий Васильевич, — командование Красной армии доверяет нам большое дело.

Он помолчал, глянул на партизан, на бакенщика, на Карыша.

— Тут все свои, буду говорить открыто. Мы должны взорвать мост в тылу у немцев. Сегодня же. Вот… Надо обдумать, как лучше это сделать.

Кузнецов обернулся, обвел взглядом партизан, как будто подсчитывая.

Лутягин понял его и сказал:

— В открытую нападать — провалить все дело. Только шуму наделаешь.

— Ночью если… — проговорил Шитиков нерешительно.