— Да, — наконец ответила я. — Я жду его.

За спиной воцарилось потрясенное молчание.

— Ты влюбилась в него. Раньше ты его не любила. А теперь любишь. Скажи честно — ведь любишь?

*

Я обдумала вопрос.

— Люблю ли я его? — медленно повторила я.

Странные какие слова. Чем больше над ними думаешь, тем страннее они звучат. Словно стихи, которые зачитал до полной бессмысленности.

— Люблю ли я его.

*

И беспокоит тебя совсем другое воспоминание.

*

К моему удивлению, в голосе Нахи звучал страх. Да, он был испуган.

— Не глупи. Ты представить себе не можешь, сколько раз мне приходилось просыпаться рядом с трупом. Если ты сильная — сможешь ему противостоять.

— Я знаю. Мне уже приходилось говорить ему «нет».

— Тогда…

Теперь в голосе слышалось замешательство.

И тут меня посетило прозрение. Так вот какова жизнь дневного, нелюбимого, ненавистного Нахадота. Днем его затаскивают в постель все кому не лень. А ночью — ночью он не спит. Он проваливается в забытье, подобное смерти. И оно не приносит отдохновения. И каждое утро он просыпается в ужасе, потому что не помнит, как получил рану. Или почему рядом с ним лежит мертвая женщина. И каждое утро он с мучительным отчаянием сознает — это навсегда. Это никогда не кончится.

— Тебе снятся сны? — спросила я.

— Что?

— Сны. Ночью, когда ты… внутри его. Тебе что-нибудь снится?

Нахадот некоторое время хмуро молчал, словно пытался разгадать, что за подвох таится в моем вопросе. Потом наконец ответил:

— Нет.

— Совсем ничего не снится?

— Иногда. Но это не сны. Это как… вспышка.

И он отвернулся и неопределенно поводил руками.

— Возможно, это воспоминания. Но я не знаю, откуда они взялись.

Я улыбнулась и вдруг поняла, что он не такое уж чудище. Он — как я. В нем две души. Точнее, две личности. В одном теле. Возможно, именно этим Энефадэ и вдохновлялись.

— Ты скверно выглядишь, — проговорила я. — Тебе бы поспать.

Он нахмурился:

— Нет. Мне достаточно ночного сна.

— Спи, — сказала я.

И он резко обвалился на бок. Выглядело смешно. Но мне не хотелось смеяться. Я подошла к кровати, подняла его ноги и уложила поудобнее. Встала на колени и сказала ему на ухо:

— Ты спишь и видишь приятные сны.

И его хмурое лицо вдруг разгладилось и смягчилось.

Очень довольная, я снова отошла к окну. Ждать, когда сядет солнце.

*

А почему я не помню, что случилось потом?

Ты вспоминаешь…

Нет, почему я сейчас этого не помню? Когда рассказываю — вспоминаю, но не раньше. А если молчу — на месте памяти пустота. Большая такая черная дыра.

Ты вспоминаешь.

*

Красный солнечный полукруг утонул за горизонтом, и комната содрогнулась — а вместе с ней вздрогнул весь дворец. Поскольку я оказалась в самом эпицентре, у меня даже зубы застучали. По комнате словно бы прокатилась полоса, расходясь круговой волной, и там, где она бежала, все темнело. Разлившаяся вокруг сила подняла торчком волосы у меня на шее, и тогда я проговорила:

— Добрый вечер, лорд Нахадот. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше?

Ответом мне послужил тихий, прерывистый длинный выдох. Вечернее небо пронизывали солнечные лучи, в высоте переливались золотой, красный и фиолетовый. Нахадот еще не полностью пришел в себя.

Я повернулась. Он медленно садился. И по-прежнему выглядел как человек, обычный человек, но задвигались, как живые, волосы — хотя их и не шевелил ветер. И я стояла и смотрела, как пряди густеют, удлиняются, становятся темнее и завиваются в длинный плащ. Потрясающее зрелище, поражающее красотой. Он отвернулся от угасающего солнца и не видел меня до тех пор, пока я не встала прямо перед ним. И тогда он закрылся рукой, защищаясь от чего-то. Неужели от меня? Я улыбнулась этой мысли.

Рука дрожала. Я взяла ее в свою — кожа снова была прохладной и сухой. И смуглой. Я только что это заметила. Интересно, это из-за меня? А из-под ладони на меня смотрели глаза — на этот раз черные. Немигающие. И бессмысленные, как у животного.

Я погладила его по щеке и пожелала, чтобы к нему вернулся рассудок. Он сморгнул, легонько нахмурился и постепенно пришел в себя. Его ладонь перестала дрожать.

И когда я посчитала, что время настало, я отпустила его руку. Расстегнула блузку и спустила ее с плеч. Сбросила юбку и вместе с ней нижнее белье. И стала ждать — нагая, как жертва в день его праздника.

24

ЕСЛИ Я ПОПРОШУ

— И тогда… тогда…

Ты все помнишь.

Нет. Нет, я не помню.

Чего ты боишься?

Я не знаю.

Он причинил тебе боль?

Я не помню!

Нет, помнишь. Думай, дитя мое. Я сделала тебя сильной, ты должна вспомнить — звуки. Запахи. Эти воспоминания пробуждают чувства — какие?

Это… это похоже на лето.

Да. Влажное, душное. Летние ночи. Ты знала, что днем земля впитывает в себя все тепло, а ночью отдает его? И вся эта энергия плещется в воздухе и ждет, когда кто-то овладеет ею. Она оседает на коже влагой. Открой рот — и она свернется на языке.