Приподнявшись, я поспешно убралась на безопасное расстояние от огня. Мне пришлось опереться на гладкий резной камень очага, и руки заскользили на чем-то зернистом, пачкающемся и теплом… Зола!

Судя по звукам у меня за спиной, там происходила новая Война богов. Вот вскрикнул Солнышко: кто-то ударил его. В следующий момент тот человек взлетел в воздух. Кого-то душили, кто-то пыхтел от усилия. Продолжала биться посуда. Но… никто не пускал в ход магию. Я с тревогой поняла, что совсем не вижу дерущихся — лишь бледное мерцание свалившегося на пол наконечника да быстрое перемещение сигилы Серимн: та бежала к двери, призывая на помощь. Что до Солнышка, он дрался, движимый лишь собственной яростью, а не необходимостью встать на мою защиту, и поэтому оставался всего лишь человеком. А это значило, что его неизбежно одолеют числом. И притом скоро.

Зола… Я пошарила рукой в направлении огня, готовая тотчас отдернуть ее, если пальцы попадут в жар. Но вместо жара рука наткнулась на что-то твердое, неправильной формы и горячее, но не обжигающее. От него отваливались маленькие кусочки. Кусок прогоревшего полена, возможно, даже вчерашнего. Древесный уголь.

Черный цвет.

У меня за спиной Датэ кое-как вырвался из рук Солнышка. Он задыхался и хрипел. Серимн поспешила к нему, она что-то встревоженно говорила, торопясь убедиться, что он не пострадал. Рядом с ними продолжали раздаваться удары и крики — к месту сражения подоспели еще люди.

Вдохновение было внезапным, словно крепкий тычок под дых. Я переползла на четвереньках, откинула угол ковра и принялась водить углем по полу. Я втирала его в половицы, водя рукой по кругу, еще и еще…

Кто-то требовал принести веревку. Серимн громко кричала, мол, не надо веревку, просто убейте его, проклятье…

По кругу, снова и снова…

— Госпожа Орри? — прозвучал хриплый и полный недоумения голос Датэ.

По кругу, по кругу, с лихорадочной быстротой, пот капал со лба, смешиваясь с чернотой, кровь с ободранных костяшек впитывалась в угольный мрак, рисуя глубокую и темную дыру в никуда, в молчаливую, холодную и жуткую Пустоту. И где-то среди вселенского мрака — яркий-яркий, сине-зеленый, теплый, ласковый, непочтительный и насмешливый…

— Во имя богов, остановите ее! Остановите ее!

Я знала, как нарисовать его душу. Я слышала ее голос, похожий на перезвон колокольчиков. Я знала, что Датэ и новозоры задолжали ему — болью и кровью. И я всем сердцем желала, чтобы этот долг был оплачен.

Дыра распахнулась — под моими пальцами и перед моими глазами. У нее были неровные, иззубренные края, потому что я слишком сильно налегала на уголек и он раскрошился.

— Сумасброд!.. — заорала я в эту дыру.

И Сумасброд пришел на мой зов.

Из дыры вырвался ком чистого света, сине-зеленый и клубившийся, как грозовая туча. Миг спустя он вздрогнул и обрел форму — я увидела человека, невозможным образом сложенного из живого, движущегося аквамарина. Какое-то время он стоял на месте, медленно озираясь и приходя в себя после испытания Пустотой. Но как только он заметил Датэ, Серимн и остальных, комнату затопил его гнев. Даже его колокольчики налились грозной медью.

Датэ возвысил голос, перекрикивая испуганные вопли охраны. Он чего-то требовал. Я увидела, как что-то блеснуло рядом с тем местом, откуда раздавался его голос, но все поглотило яростное свечение Сумасброда. Он издал бессловесный, нечеловеческий рев, от которого содрогнулся весь Дом, метнулся вперед…

…И тут же отскочил и рухнул на пол — что-то сразило его. Я ждала, чтобы он тотчас встал, разозленный больше прежнего. Смертные могут лишь раздразнить бога, но не остановить его…

Как же я была потрясена, когда Сумасброд не поднялся. Он ловил ртом воздух, он задыхался, он тускнел, и аквамариновые грани на глазах меркли…

Я словно издалека услышала крик Солнышка. В нем прозвучало что-то жутко напоминавшее смертную муку.

Мне вроде нечего было бояться, но от ужаса во рту сделалось горько. Кое-как вскочив, я бросилась к Сумасброду, впопыхах наступив на свой рисунок, благо тот теперь был простым угольным пятном на полу. Я вновь зацепилась ногой за ковер, выпрямилась, полетела кувырком через опрокинутый стул… и уже на четвереньках подползла к лежавшему на полу Сумасброду.

Перевернула его на спину…

Его живот не светился. Все остальное тело выглядело как обычно, разве что таким тусклым я его еще не видала. Он зажимал живот ладонями, и я ощупью отыскала длинное тонкое древко, пробившее гладкую и твердую субстанцию его тела. Арбалетный болт!.. Я двумя руками схватилась за древко и выдернула стрелу. Сумасброд вскрикнул, выгнулся — и пустое пятно на его животе расползлось шире.

Теперь я увидела наконечник болта, выпущенного Датэ. Тот самый, сделанный из моей крови. От него мало что осталось. Я потрогала его; он напоминал мягкий, крошащийся мел, готовый рассыпаться от прикосновения пальцев.

А Сумасброд начал мерцать, словно пламя угасающей свечки. Драгоценные грани исчезали одна за другой, вместо них возникала смертная плоть, спутанные волосы… Однако я еще могла видеть его. Не полностью, но могла. Я потянулась к его животу. Под рукой была кровь и глубокая узкая рана. Она не заживала.

Моя кровь. В его теле. Она распространялась по его жилам, как яд, гася на своем пути божественный свет его магии…

Нет. Речь шла не только о магии.

Я отшвырнула стрелу и дрожащими пальцами стала гладить его по лицу.