Станда все это чувствовал хорошо и ясно, но не умел выразить; ни за что на свете он не мог вспомнить ни одного более мягкого выражения чем: Beleidigung. Es vare fur jns… [123] — как бы это сказать? — и Станда отрицательно качал головой, глядя на блестящий, добродушный нос господина Хансена.

— Nein, bitte nein, — умоляюще выдохнул он.

Но господин Хансен, кажется, все совершенно ясно понял, ему и объяснять не надо было. Он закивал и радостно улыбнулся, так что даже слегка наморщил нос.

— Gut, gut, — сказал он с одобрением и постучал двумя пальцами по груди Станды. Станда от радости и гордости готов был умереть на месте. Видели ли это ребята?

Станда вежливо поднимается со стула, руки по швам.

— Noch etvas, Herr Hansen? [124]

— Ja, — кивает Ханс и показывает пальцем на свой стаканчик и на шахтеров.

Сейчас Станда все понимает, он чувствует себя легко, и на душе у него ясно. Окрыленный, возвращается он к бригаде и протискивается на свое место.

— Ребята! — восклицает он. — Ханс хочет выпить за ваше здоровье!

В волнении он даже не заметил, что называет почтенных шахтеров «ребятами» и что, пожалуй, следовало сказать «господин Хансен»; но, кажется, никто этого не заметил, — вся команда разом оборачивается. Хансен уже поднимает свой стаканчик, шахтеры гремят стульями, вставая, господин Хансен тоже поднимается со стаканчиком в руке, и на его лице расплывается мальчишеская улыбка — а ну-ка, первая спасательная! Шахтеры выпрямляются, принимают вдруг очень серьезный, торжественный вид. И господин Хансен становится серьезнее и глядит шахтерам в глаза.

— Also, skol, [125] — произносит он, пьет и вежливо наклоняет голову.

— Спасибо, господин Ханс, — торжественно ответил крепильщик с видом заправского оратора.

— Бог в помощь, — церемонно добавляет запальщик, и все склонили головы, как Хансен, и с достоинством выпили. Даже Адам выпил, в упор глядя на Хансена. Ханс улыбнулся, и Адам улыбнулся — как чудесно может улыбаться Адам! — удивляется Станда; но команда уже садится, и все переводят дух, словно после тяжелой работы; Матула сопит — его даже пот прошиб, дед Суханек растроганно шмыгает носом.

— Хорошо ты сказал, крепильщик, — одобряет Пепек и залпом пьет кружку до дна.

— Он сказал, что благодарит вас, — быстро вполголоса сообщает Станда.

— Ну? Правда? — Шахтеры сдвинули головы. — Рассказывай же, Станда!

— Он сказал, что хотел бы нас угостить, а я ему сказал, не надо, господин Хансен, не делайте этого, мы рады, что вы пришли, для нас это честь, а дать нам на пиво — значит нас обидеть, точно вы не один из нас, не из нашей команды.

— Вот здорово, черт возьми! — удивился Пепек. — И кто бы подумал, что парнишка так сумеет! А он что?

— Что хочет, мол, выпить за наше здоровье…

— Вот видите! А как ты ему сказал?

— Да по-немецки! — бессовестно врет Станда.

— Хорошо ты ему сказал, Станда! — восхищенно признает крепильщик, и все дружно кивнули в знак согласия, даже Адам.

Станду распирает от гордости; ему хотелось бы рассказать еще больше о том, что он говорил господину Хансену, но всему есть предел. А ведь у Андреса красивое мягкое лицо; глаза у него блестят, он поднимает стаканчик, вежливо наклоняет голову и шепчет через стол:

— Станда, «скол»!

Команда приняла тост с тихим восторгом — Андрес-то, оказывается, тоже славный малый! Один за другим все чокаются со Стандой — «скол»! И Адам кивает Станде, дружелюбно моргая.

— Ребята, — решительно говорит Пепек, — пусть это «скол» будет только для нас. Никому другому мы так не скажем.

— Правильно, — веско добавляет крепильщик. — Это только для нашей команды.

Больше никто не оглядывается на Хансена, чтобы не докучать ему праздным любопытством; пусть Хансен отдохнет, ясно? И тем не менее все замечают, когда господин Хансен заказывает еще стаканчик, и удовлетворенно перемигиваются. Пить он умеет, ничего не скажешь — совсем как наш брат; сразу видать, что он ни капельки не гордый. И что ему тут с нами нравится. Станда испытывает сладостное чувство, — его клонит ко сну, он почти не слышит, о чем говорят товарищи; вон оно что — и Андрес чувствует себя здесь как дома. И Станда отваживается улыбнуться «псу» Андресу и приподнять стаканчик.

— «Скол»!

— «Скол»! — ответил запальщик и очень вежливо поклонился.

«Господи, какая команда!» — с радостью думает Станда, и глаза у него закрываются. Дед Суханек настойчиво трещит ему о чем-то, может, о том обушке, но Станде все безразлично; вдруг ему становится так хорошо, словно он маленький и засыпает, а взрослые еще беседуют, но это уже какое-то непонятное бормотанье… иногда только звякнет стаканчик о поднос…

— …ну, же, Мартинек, спой нам что-нибудь, — слышится настойчивый голос Пепека.