А с тобой, человек, кошка разговаривает, мурлыкает тебе и, заглядывая в глаза, просит: «Отопри-ка мне, человек, дверь, дай мне, обжора, кусочек того, что ты жуешь; погладь меня; скажи что-нибудь; пусти меня в это кресло». Благодаря тебе она перестает быть одинокой одичавшей тенью; ради тебя она делается просто домашней киской, потому что тебе она доверяет. Дикий зверь — это такой зверь, который не доверяет никому. Приручение это попросту определенная степень доверия.

И знаешь, друг, ведь и мы, люди, не дикари лишь постольку, поскольку доверяем друг другу. Если бы, скажем, я, выходя из дома, не доверял первому встречному, я рычал бы, приближаясь к нему, напрягал мускулы, чтоб в мгновенье ока прыгнуть ему на шею. Если бы я не доверял людям, вместе с которыми еду в трамвае, я должен был бы, прижавшись спиной к стене, фыркать, чтоб держать их в страхе; вместо этого я спокойно, повиснув на ручке-держалке, читаю газеты, подставив соседям свою незащищенную спину. Двигаясь по улице, я думаю о своей работе либо о чем другом, но вовсе не о том, что могут сотворить со мной идущие мимо прохожие; страшно было бы, если бы мне пришлось искоса наблюдать, не готовятся ли они меня слопать. Состояние недоверия — первобытное состояние дикости; недоверие — закон джунглей.

Так знайте же — я иду погладить свою киску; она доставляет мне великое утешение, потому что доверяет мне, хотя это всего лишь маленький серый зверек, который забрел ко мне из неведомой глуши пражских дворов.

Кошка прядет, поет песенки и смотрит на меня. «Друг, — говорит она мне, — почеши меня за ушком».

На этот раз я намеренно воздержусь от поэтических излияний по поводу зимы и всех ее прелестей, а подойду к ней с чисто научной меркой. Ведь мы, мальчишки, ко всему, что сопутствует зиме, относились сугубо научно и профессионально; мы стремились установить, из чего она складывается и какое ей можно найти полезное применение. Нынешняя молодежь довольствуется лыжами да хоккеем и уже не получает от зимы так много, проявляя к ней скорее спортивный, чем исследовательский интерес. А вот Папанин и его товарищи на плавучей льдине продолжили то практическое изучение зимы, которое в определенном возрасте начинал каждый порядочный мальчуган. Итак, со специально научной точки зрения над зимой можно проделать великое множество экспериментов. Приведу здесь хотя бы некоторые из них.

Можно ловить в ладони падающие снежинки, чтобы затем погрузиться в изучение их формы, но сохранить отпечаток снежной звездочки не удавалось пока даже на самой нежной детской ручонке.

Можно установить опытным путем, каков на вкус обыкновенный снег; этот эксперимент проводят и щенки, причем, как правило, с тем же результатом (кашель и рези в животе).

Можно исследовать вкусовые качества мороза; я однажды проделал подобный опыт на медной дверной ручке и поплатился кончиком языка, ибо он примерз к металлу.

Далее, существует возможность выдыхать колечки пара или прижиматься носом к замерзшему окну;

а также писать пальцем по стеклу, обнаруживая тем самым свои художественные и литературные таланты.

Сосульки сосут, дабы выяснить, насколько они вкусны и питательны;

сбивают с крыши снежками или камешками, что позволяет на практике убедиться в их особой хрупкости и услышать мелодичный хрустальный звон;

наконец, наблюдают в процессе таяния, для чего кусок льда обычно тайком засовывается в отцовский карман.

На катках можно с успехом исследовать законы скольжения (стоя, на корточках, на одной ноге и даже с пируэтом).

Ледяная поверхность открывает широкий простор для достижения высоких скоростей на привязанной деревяшке, на одном коньке и — в совершенно исключительных случаях — даже на двух.

Санки — прекрасное приспособление для опытов по езде сидя, лежа на животе и (чаще всего с печальным результатом) сидя задом наперед.

Снежки делаются по-разному, в зависимости от качества снега; если снег мокрый, его нужно крепко сдавить в ладонях, и снежок получается малого калибра, зато значительной пробивной силы; из нормального плотного снега легко можно делать снежки самого большого размера; когда же снег сух и рассыпчат, как сахарная пудра, следует атаковать неприятеля целыми облаками снежной пыли.

Стряхивание снега или инея с веток деревьев предоставляет ценные данные о том, насколько быстро проникает снег за шиворот и как далеко он может забраться.

Снежные бабы являются важным, а для большинства смертных и единственным творческим дерзанием в области монументальной скульптуры,

тогда как, оставляя на только что выпавшем снегу отпечаток своего тела, мы скорее обнаруживаем интерес к искусству автопортрета.

Следы на снегу позволяют вписать в историю мира ваши инициалы; то же самое можно попытаться сделать и способом окропления, но подробнее на этот счет мы распространяться не будем.