Упавший на шалаш крепкий молодой ясень напрочь сломал три юных бука, вершинки которых Торак связал вместе; кроме того, ясень полностью перекрыл ему доступ к оставшимся в шалаше вещам. Впрочем, если повезет, пожитки свои ему вытащить удастся, во всяком случае при свете костра Торак сумел разглядеть, что они как будто целы. А вот если бы сам он вовремя не проснулся, его точно раздавило бы деревом.

И все же… если этот преследователь хочет его убить, то зачем ему понадобилось предупреждать Торака своим смехом? Или он играет с ним, как кошка с мышью? Насылает на него опасность за опасностью и с любопытством наблюдает, что из этого получится.

Костер все еще горел. Взяв в одну руку горящую ветку, а в другую — нож, Торак внимательно осмотрел ствол упавшего ясеня.

И вскоре обнаружил следы от топора. Неглубокие, неровные, сделанные весьма неумело. Однако этого вполне хватило, чтобы дерево повалилось.

«Странно, — думал он, — а на земле не видно никаких следов. И ни малейших признаков того, что кто-то стоял возле ясеня и рубил его».

Торак еще раз осмотрел все вокруг, светя себе горящей веткой. Нет, ничего. Может, он что-то пропустил? Вряд ли. Уж следы-то он умеет читать очень хорошо.

Коснувшись пальцем ручейка древесного сока, сочившегося по стволу ясеня, Торак понял, что сок уже загустел — значит, ствол был подрублен заранее, а потом его осталось только чуть толкнуть. Что преследователь и сделал, едва Торак уснул.

«Опять же странно, — нахмурился Торак. — Ведь нельзя же повалить дерево абсолютно неслышно!» Так почему же он ничего не услышал?

И тут до него дошло: он ведь ходил за водой к реке! Пока он наполнял бурдюк, шум воды, естественно, заглушал все прочие звуки!

Стоя среди темных деревьев над умирающими юными буками, Торак мечтал об одном: чтобы рядом оказался Волк. От внимания Волка ничто бы не ускользнуло. У него такой тонкий слух, что он слышит даже, как проплывают в небе облака. И такой острый нюх, что он чует даже дыхание рыбы.

— Но Волка здесь нет! — сердито сказал себе Торак. — Он очень далеко отсюда, на Священной Горе.

Впервые за шесть месяцев он даже завыть не мог от тоски по своему утраченному другу: и представить себе невозможно, кто — или что — может ответить на его горестный призыв.

Выудить из-под обломков шалаша свои пожитки и построить новое убежище Тораку удалось только к середине ночи, и он просто падал от усталости. Очень неприятно, конечно, что он невольно послужил причиной гибели трех молоденьких деревьев. Прямо-таки чувствовалось, как их души парят в воздухе, тоскующие, растерянные, не в силах понять, почему их лишили законного права вырасти и стать настоящими большими деревьями.

«Это все твоя вина, — казалось, шептали Тораку другие деревья. — Это ты принес в Лес зло…»

На этот раз Торак не рискнул забираться в спальный мешок. Вместо этого он разжег костер у входа в свой новый шалаш и уселся там, накинув мешок на плечи и держа на коленях топор. Спать вроде бы совсем не хотелось. И хотелось, чтобы поскорее наступил рассвет…

Проснулся он внезапно. И опять от ощущения, что за ним следят, но на этот раз ощущение было несколько иным. И в воздухе висел какой-то странный запах: горячий, сильный и, в общем, знакомый, немного напоминавший запах гулявника, но толком он со сна никак не мог определить, что же это за запах.

И тут он заметил, что по ту сторону костра кто-то стоит и смотрит на него блестящими глазами. Рука сама собой стиснула рукоять топора.

— Ты кто? — хрипло спросил Торак.

Существо что-то проворчало в ответ.

— Кто ты? — повторил он свой вопрос.

Существо шевельнулось, пламя костра осветило его, и Торак окаменел от ужаса.

Перед ним стоял дикий кабан. Огромный самец длиной от морды до хвоста в два больших прыжка и весом побольше, чем трое крупных мужчин. Его большие мохнатые коричневые уши стояли торчком, а маленькие глазки настороженно смотрели прямо на Торака.

Торак заставил себя стоять неподвижно. Кабан обычно не нападает первым, если, конечно, не ранен или не защищает своих детенышей. Но разъяренный кабан способен бежать так же быстро, как олень, и он совершенно неуязвим.

— Я не желаю тебе зла, — тихо сказал кабану Торак, зная, что тот его, конечно же, не поймет, но, может быть, догадается о смысле сказанного по мирному тону.

Большие кабаньи уши шевельнулись. В отблесках костра сверкнули желтоватые клыки. Зверь раздраженно заворчат и, опустив массивную голову, принялся рыть землю вокруг разрушенного шалаша.