Шрифт:
— И ни одной ягоды можжевельника не видно! — с облегчением вздохнула Ренн.
Потом они сидели у костра, вдыхая аромат соснового дымка и слушая, как во весь голос распевают лесные птицы. Впервые ночью их окружала почти полная темнота. Вокруг шептались деревья. Среди ветвей мерцало даже несколько бледных звезд.
Волк куда-то убежал — видно, затеял небольшую ночную охоту. Ренн сладко зевнула во весь рот и сказала:
— А ты помнишь, что скоро Месяц Морошки? Ах, как же я люблю морошку!
Торак промолчал. Он думал о том, что больше нельзя откладывать столь важный для него разговор. С той самой минуты, как уплыл Бейл, он собирался с мужеством, чтобы рассказать Ренн о том, КТО он такой.
— Ренн, — сказал он, нахмурившись и глядя в огонь. — Мне надо кое-что тебе сказать.
— Что? — спросила Ренн, раскладывая свой спальный мешок.
Торак вздохнул:
— Видишь ли, когда мы вернулись с Орлиных Высот, Тенрис, колдун племени Тюленя, кое-что мне рассказал обо… мне самом!
Ренн перестала возиться с мешком, притихла. Потом прошептала:
— Я знаю: ты обладаешь блуждающей душой.
Торак изумленно уставился на нее:
— И давно ты об этом знаешь?
— С тех пор как он тебе сказал. — Она поковырялась в дырке на своих кожаных штанах, где порвалась нить из жил. — В ту ночь, когда мы с тобой поссорились, я очень беспокоилась и решила пойти за тобой. И все слышала.
Торак немного помолчал, подумал, потом нерешительно спросил:
— И ты… не против?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну… не против того, что я — такой?
И она снова удивила его тем, что широко улыбнулась и воскликнула:
— Но, Торак, глупый, ты ведь по-прежнему человек!
Оба довольно долго молчали, и Ренн заговорила первой:
— Когда я это услышала, то не особенно удивилась. Я всегда знала, что ты не такой, как все.
Торак тщетно попытался улыбнуться.
— Не грусти, — сказала ему Ренн. — В конце концов, может быть, именно поэтому ты и можешь разговаривать с Волком.
— Почему ты так думаешь?
— Потому. Понимаешь, меня это всегда как-то задевало. — Ренн возобновила атаку на расползшийся шов. — Ты ведь был совсем младенцем, когда отец подложил тебя в волчье логово, ты еще никакому языку учиться не мог, не говоря уж о волчьем. Как же ты все-таки научился их языку? — Она склонила голову набок. — Возможно, одна из твоих душ взяла и незаметно проскользнула в душу кого-то из волков. В общем, что-то в этом роде. Ты так не думаешь?
Торак покусал нижнюю губу:
— Я вообще никогда об этом не думал.
С охоты вернулся Волк — с выпачканной красным мордой. Он тщательно вытер морду о папоротники, понюхал костер, подбежал к Тораку и ткнулся носом ему в подбородок.
— Как ты думаешь, а он знает? — спросила Ренн.
— Насчет меня? — Торак почесывал Волка за ушами. — Откуда? А я даже не представляю, как сказать ему об этом по-волчьи.
Ренн нырнула в спальный мешок и сразу свернулась клубком.
— Но он ведь по-прежнему твой друг, — сказала она.
Торак кивнул. Однако от этого охватившее его вдруг чувство одиночества почему-то ничуть не уменьшилось.
Ренн снова зевнула и предложила:
— Давай спать, Торак.
Торак послушно залез в спальный мешок и лег на спину. Он устал, но чувствовал, что сразу заснуть ему вряд ли удастся.
Зато Волк с тяжким вздохом привалился к нему и вскоре уже крепко спал, подергивая лапами во сне.
Торак долго еще лежал, глядя в огонь широко раскрытыми глазами.
И вдруг в тишине Ренн спросила:
— Торак? Ты не спишь?
— Нет, — откликнулся он.
— Под самый конец, когда вы оба оказались в воде, этот колдун что-то крикнул тебе. Что он крикнул?
Торак очень надеялся, что она об этом не спросит. Но она все же спросила.
— Я не могу пока сказать тебе, — ответил он. — Сперва мне необходимо поговорить с Фин-Кединном.
Глава тридцать пятая
— Скажи мне правду, — потребовал Торак от Фин-Кединна семь дней спустя.