Шрифт:
была не в ладах с самой собой!
Где-то вдалеке заухал филин.
Улыбка Сешру исчезла.
Тиацци замер.
Неф что-то неслышно прошептала и коснулась темного клочка шерсти своего тотема — летучей мыши.
Факел мигнул.
Чувствуя, как его с ног до головы охватывает ужас, Торак увидел
четвертого
Пожирателя Душ. Оказывается, он сидел в глубине пещеры, там, где прежде таилась густая тень.
— Берегись, — прошептала Сешру, — берегись Той-Что-В-Маске.
— Эостра, — хрипло пробормотал Тиацци, — Повелительница Филинов…
Неф, опершись на молодое каменное деревце, встала, заставив подняться и Торака.
Та-Что-В-Маске… Торак помнил, какая боль отразилась в лице Ходеца, когда он сказал:
«Самая жестокая из жестоких».
В полумраке он различил высокую серую маску филина. Прямо на него яростно смотрели немигающие глаза самой крупной из сов. Перья покрывали всю голову Той-Что-В-Маске, а над головой торчали два остроконечных, как у всех филинов, «уха». Одежда Повелительницы Филинов тоже была сделана из перьев; на спину и плечи падали длинные кольца пепельных волос. Из-под одежды виднелись только руки с крючковатыми ногтями. Руки ее показались Тораку какими-то синеватыми, точно у трупа. А плоть Повелительницы Филинов — в тех местах, где она проглядывала между перьями, — имела неприятный бледно-зеленый оттенок сгнившего мяса.
— Подведите его ближе ко мне, — послышался ее голос, резкий и холодный, точно глас смерти.
Торака подтолкнули в спину и заставили упасть на колени. До него донесся сильный запах разложения, такой же, как на кладбище племени Ворона. Ужас сковал его сердце.
С пугающей медлительностью маска филина склонилась над ним, и тут же он ощутил, как чья-то свирепая и злобная душа пытается пробиться в его душу, пытается прочесть его мысли…
Он чувствовал, что долго не выдержит, и вдруг маска отодвинулась от него, и ее хозяйка промолвила:
— Хорошо. Уберите его.
Торак судорожно выдохнул и на четвереньках отполз поближе к свету. Ослепительно вспыхнули факелы, Торак заставил себя поднять глаза и увидел, что Эостра, Повелительница Филинов, исчезла.
Однако в пещере что-то неуловимо изменилось. Причем эти перемены были физически ощутимы. Тиацци и Сешру с преувеличенной озабоченностью сновали между каменных деревьев, снося в одно место какие-то корзины и мешки, но Тораку не было видно, что в этих мешках и корзинах.
— Идем, мальчик, — сказала ему Неф. — Ты поможешь мне накормить и напоить жертвенных животных. А затем мы с тобой совершим первое жертвоприношение.
Глава восемнадцатая
Ужас, испытанный Тораком при появлении Эостры, продолжал преследовать его, когда он двинулся следом за Повелительницей Летучих Мышей в глубь каменного леса.
Неф сунула ему мешок с совой и указала на выступ возле жертвенного камня:
— Положи там и ступай за мной.
Торак положил мешок, где велели, но все же успел немного распустить горловину, чтобы сове было легче дышать. Неф, заметив это, буркнула не то чтобы сердито, но как-то безрадостно:
— Что, неприятно причинять зло Охотнику? Ничего, придется что-то и похуже делать, если хочешь Пожирателем Душ стать. — И она, схватив факел, покатилась дальше по извивающемуся туннелю. — Придется тебе взять на себя этот тяжкий грех ради благополучия многих. Готов ты к этому, мальчик?
— Да… — неуверенно ответил Торак.
— Ну ладно, это мы выясним, — заявила Неф. — А ты мне вот что скажи: тебе лет-то сколько?
Торак вздрогнул:
— Тринадцать.
— Тринадцать… — Она нахмурилась. — А моему сыну, если б он жив остался, сейчас было бы пятнадцать.
И на мгновение в душе Торака даже шевельнулось сострадание к ней.
— Значит, тринадцать, — думая о чем-то своем, снова пробормотала Неф. Она с отсутствующим выражением лица сунула руку в мешочек, висевший у нее на поясе, и вытащила оттуда горсть дохлых мух. Сидевшая у нее на плече летучая мышь, покровитель ее племени, тут же оживилась. Шерсть на ней встала дыбом, она вытянула шею и моментально схватила угощение. — Покушай, покушай, моя красавица, — нежно приговаривала Неф. Потом, перехватив взгляд Торака, буркнула: — Ладно, идем дальше, только сперва дай ей свою руку обнюхать!
Торак протянул летучей мыши палец. Мягкие и нежные, точно листья лопуха, уши зверька шевельнулись, и он ощутил краткое прикосновение крошечного теплого язычка — казалось, мышь пробует его кожу на вкус.
«Странная добыча»
, — вспомнил он. И представил себе, как эта летучая мышь летит над заснеженной равниной, потом садится и делает несколько шагов, разгребая когтями снег и, чтобы не провалиться, опираясь на свои острые локотки, а на снегу остаются отметины, точно от воткнутой туда палки… Торак с острой тоской представил себе, как Волк, сгорая от любопытства, бросается выяснять, какая странная добыча могла оставить такой след.