Однажды, под настроение, я решила еще раз – впервые после Майкла – попробовать знакомства в Интернете. Несколько недель я безуспешно перелопачивала сайты, пока наконец не увидела кандидатуру, которая показалась мне по-настоящему интересной. У него был красивый профиль, он казался умным и явно любил спорт. И еще он любил танцевать – двойное преимущество в моих глазах, поскольку я обожаю танцевать, но никогда не встречалась с тем, кто бы тоже это умел. Этого мужчину звали Питер. Мы договорились встретиться в одном из моих любимых итальянских винных баров.

Я сразу же обратила внимание, что он выглядел в точности как на фотографии в Интернете: как же он был красив! Второе, что я заметила, – его присутствие действовало на меня успокаивающе. Очень скоро я узнала, что у него за плечами многолетняя практика медитации. Мы выяснили, что у нас есть еще кое-что общее. В юности мы оба провели по году во Франции – он старшеклассником, я младшекурсницей в колледже. Мы оба бегло говорили по-французски и оба нуждались в собеседнике. К этому моменту мой французский, естественно, забылся, поскольку я в нем не практиковалась. Так что в тот вечер в разговоре с Питером мне пришлось в поисках французских слов залезать глубоко в лабиринты памяти. Питер не только прекрасно говорил по-французски, он оказался очень музыкален – любил петь и неплохо играл на гитаре. Со времен Франсуа я неравнодушна к музыкантам, так что этот факт добавил Питеру еще один плюс.

Однако из всех наших общих интересов больше всего меня заинтересовала медитативная практика. Я чувствовала глубину личности Питера, его уверенное спокойствие. Хотелось больше узнать о нем, его практике.

У нас с Питером начался бурный роман. После первого свидания в винном баре он пригласил меня пообедать и потанцевать под живую музыку. Это свидание стало одним из самых приятных в моей жизни. За ним последовало еще одно, с танцами и группой моих друзей в качестве гостей. Затем было еще несколько более непринужденных вечеров с музыкой и пением (ну хорошо, пел в основном он, я только слегка подпевала).

Питер рассказал, что его духовный путь начался, когда он поехал в йога-тур и встретил учителя. Тот проявил к Питеру внимание и поговорил с ним. Этот учитель описывал духовные поиски в терминах жизни, а не религии, и Питер с готовностью принял эту позицию. К моменту нашей встречи он уже несколько лет общался с этим учителем, ездил с ним в туры, читал его книги и старался как можно чаще использовать его наставления в повседневной жизни.

Эти дискуссии вынудили меня обдумать, а затем и озвучить свои взгляды на собственную духовную практику. Это было новым для меня. В детстве меня воспитывали в религиозном духе, а взрослой – при моей-то специальности нейробиолога – мне было неловко даже думать о какой бы то ни было духовной практике. Медитация как упражнение на внимание меня вполне устраивала, но среди материалистов-эмпириков, окружавших меня во время учебы и на работе господствовало представление, что религия и духовность – для слабых и не особенно умных людей. Однако со временем, по мере того как я все глубже погружалась в медитативную практику, меня стало откровенно затягивать на духовную «сторону». В большинстве организованных медитативных сеансов или тех, что я смотрела в записи, включая и занятия йогой, всегда были ссылки на дух или просто энергию Вселенной. Я обнаружила: в акте медитации присутствует сила, что вполне соответствовало этой идее. Я получала силу, погружаясь внутрь себя и подключаясь к вселенской энергии, связывающей меня с остальными людьми. Для меня это был опыт, духовный по своей природе. Моя духовная практика находилась в начале пути, я училась и пробовала. Однако благодаря разговорам с Питером я начала больше думать о том, как соотносится мой внутренний мир с моей жизнью как нейробиолога. Нет, у меня не появилось доказательств существования духа или источника особой энергии, которая связывает нас со Вселенной. Я не уверена даже, что мы в состоянии экспериментально доказать или опровергнуть эту идею. Но я точно знала, что собираюсь и дальше исследовать духовность с помощью медитации и проверять, куда этот путь может меня привести.

Далай-лама сказал, что у буддизма есть общая черта с наукой – стремление исследовать и понять природу. Я чувствую, что моя медитативная практика – это путь к познанию как духовности, так и моей собственной истинной природы. Возможно, я не в состоянии доказать существование внутреннего механизма и вселенской энергии, но мне интересно разобраться, как все это работает в моей жизни. В каком-то смысле именно так я подхожу к любому научному вопросу, на который ищу ответ. Не знаю в точности, как физкультура влияет на мозговую функцию, но могу разрабатывать собственные гипотезы на этот счет и проверять эти идеи. Точно так же я разрабатываю собственные гипотезы по поводу того, как духовность влияет на мою жизнь. Хотя я не провожу крупномасштабных экспериментов по проверке этих идей по рандомизированной контролируемой методике, но я проверяю их в моей личной духовной практике. В моих попытках разобраться, как физкультура действует на мозг и какую роль медитация и духовность играют в моей жизни, равным образом проявляется мой интерес к природе жизни и опыта.

После разговоров о практике мы с Питером, естественно, начали медитировать вместе. Прежде мне нравились и одинокие утренние сеансы медитации, и практика в больших группах, как это бывает в конце занятия йогой или в специальных йога-турах. Но когда я медитировала с Питером, то чувствовала себя иначе, чем в полном зале, и совсем не так, как при медитации в одиночку. Одно лишь присутствие этого мужчины делало медитацию глубже. Кроме того, ничто не могло прервать его практику после ее начала, и эта его сосредоточенность передавалась мне.

Через пару недель после того, как мы с Питером начали встречаться, мы решили устроить себе каникулы – просто потому, что подвернулась такая возможность. И поехали кататься на лыжах в Колорадо. Он оказался прекрасным лыжником. Меня же в середине первого дня одолел серьезный приступ высотной болезни. Но я быстро оправилась и получила от катания с Питером больше удовольствия, чем за все предыдущие годы моего лыжного опыта.

Наши отношения развивались стремительно. Он был хорош собой, спортивен, умен, душевен и прекрасно танцевал. Чего еще я могла хотеть? Между нами оказалось так много общего!

Но бывали моменты, когда мы плохо понимали друг друга. Его строгое, почти монашеское поведение фантастически подходило для медитации, но иногда он становился очень независимым и как будто отстранялся. Случалось, мы вели с ним долгие интересные разговоры – а в другие дни нам трудно было найти хоть какую-то тему для разговора. И дело не в том, что он вдруг становился не интересен мне – просто он не всегда хотел общаться на том же уровне, что и я. В эти минуты я чувствовала себя одинокой.

Но, что еще важнее, я быстро (всего через пару месяцев) поняла: несмотря на общие интересы и мое восхищение многими качествами Питера, я не любила его. Мне он просто очень нравился. Я гадала, что бы это значило, если уже в самом начале отношений женщина хочет изменить мужчину. Но если я на самом деле не любила Питера и хотела, чтобы он изменился, то наверное, мне пора было двигаться дальше.