— Ух, чтоб вы сдохли! — закричал пастух.

И опять в стаде установилось спокойствие. Коровы, дойдя до своих ворот и почуяв запах оставленных телят, мычали, как бы давая знать: «Мы пришли».

Стадо прошло. Пыль осела. Воздух был пропитан запахом пастбища и сырого молока. На чердаках прекратилось воркование птиц. Только летучие мыши, весь день прятавшиеся в сенях и на скотных дворах, охотились за мухами. Навозные жуки, готовясь к зиме, выползли на дорогу, где прошло стадо, и, толкая навозные шарики, торопились в свои норы.

В окнах зажглись лампы. На улицах стало меньше людей. Затихли даже крик и смех детей, которые играли на площади возле школы. Настал тот священный час, когда женщины в каждом доме разливают своими руками приготовленный ужин: густой или жидкий, жирный или постный, с кислым молоком или без молока. Это час отдыха всех, кто трудился целый день. Весь кишлак утопает в тишине. Только Аксай нарушает эту тишину. Он, как нарочно, вечером шумит еще больше. Обозревая свои берега, он как бы кричит людям, которые превратили долину в цветущий сад: «Спасибо вам!»

Один из этих людей — Шербек. Он сидит в комнате, прислонившись к столу, перед ним кипа исписанных бумаг. Время от времени он поправляет рукой черные волосы, нависшие на лоб. Его задумчивый взгляд бегает по строчкам, иногда хмурятся густые брови.

Убрав со стола, тетушка Хури пьет во дворе чай, посматривая на сына в открытое окно. Да, тот же высокий лоб, те же густые брови, что были у Кучкара. Скуластое лицо за последние дни немного осунулось. Пухлые, как в детстве, губы обветрились в горах.

Раньше для тетушки Хури Шербек был только сыном. Теперь не так. Если в колхозе нужно посоветоваться о каком-нибудь деле, председатель колхоза идет к Шербеку. Прибывающих из района и области представителей сопровождает Шербек. Он знакомит с колхозом гостей из других стран.

В глазах тетушки Хури Шербек особенно вырос после одного случая. Неожиданно заболела корова, славившаяся не только в районе, но и в области. Несколько дней она не брала в рот даже соломинки. Потом заболели еще три коровы. Ветеринарная амбулатория далеко, в районном центре. Старики, осмотрев коров, сказали: «Не выживут». Тетушка Хури очень опечалилась. Телята, не умеющие даже самостоятельно есть, останутся сиротами. Хури не отходила от больных коров ни на шаг. «Где Шербек? Найдите его», — сказал председатель. Поехали за Шербеком на дальнее пастбище. К вечеру он прискакал. Молча проверил температуру больных коров, покачал головой. Оторвав от одной коровы клеща, напившегося крови, он сказал: «Вся беда в этом».

— Какое отношение они имеют к болезни? Где есть скот, всегда бывают и клещи, — возразила Хури.

— Нет, мама, — сказал Шербек, — вы слышали о такой болезни — малярия у скота? Эту болезнь как раз распространяют клещи. Наши коровы болеют этой болезнью, еще будучи телятами. А пятнистые коровы, привезенные из России, раньше не болели этой болезнью, их организм не привык, и поэтому им трудно.

Шербек сделал укол сначала больным, а потом и здоровым коровам. Он осыпал скот и весь пол лекарствами. И что же? Умирающие коровы через день-другой ожили и начали есть. Вот после этого-то Шербек и показался Хури другим. Он вырвал коров из когтей смерти! Удивительно, что это ее сын, тот Шербек, который еще недавно бегал по улице, поднимая пыль.

Хури снова посмотрела в окно и вздохнула. Хорошо бы женить сына. Самому ему и в голову не приходит это: с утра до вечера на работе. Наверно, он и во сне видит только животных. Надо позвать его пить чай. Хури подошла к двери и тихонько приоткрыла ее.

Будто ожидавший только этого, игривый весенний ветерок влетел в комнату. Он, как красивая танцовщица, закружился, подхватил листы бумаги и разбросал их по полу. Задержав ладонью и локтем оставшиеся листы, Шербек посмотрел на дверь. На пороге стояла мать. Ветер трепал ее седые волосы, раздувал ситцевое с голубыми цветами платье.

— Мама, закройте дверь, — сказал Шербек.

Хури скрылась за дверью. Через мгновение послышался ее голос:

— Чай совсем остыл, сынок...

Шербек почувствовал себя неловко: в голосе матери была робость и вместе с тем нежность.

Собирая разбросанные по полу бумаги, он ответил:

— Спасибо, мама, у меня собрание.

— Твоей работе и собраниям конца не видать! — Теперь голос матери стал резким. — Может, принести тебе холодной простокваши?

— Я спешу.

Хури постояла за дверью, придумывая, что бы еще предложить сыну. Наконец, решив, что он все равно не послушается, тихо вышла во двор.

Завернув в газету исписанные листы, Шербек направился к калитке.

В Аксае, как в городах, есть своя центральная улица. Она своим большим деревянным мостом объединяет две махаллы — две части деревни, расположенные по берегам реки. Все основные учреждения находятся на этой улице. Сейчас здесь было много народу: группами и по одному люди шли на собрание в клуб. Вон идет Туламат. Несмотря на свои пятьдесят лет, он держится прямо, как бравый джигит. Его, как всегда, окружает молодежь, слышится громкий смех, оживленный разговор. Даже председатель Ходжабеков, стоявший возле клуба в величественной позе, при виде Туламата слегка улыбнулся и вошел в клуб. Следом за ним в дверь проскользнул главный бухгалтер Саидгази.