Аналогии между условиями блокады, которые ввел Сент-Винсент, и условиями Семилетней войны становятся еще более важными, когда мы замечаем, что в то время, как Корнуоллис и Гарднер в своих водах вели закрытую блокаду с максимальной строгостью, Нельсон на Средиземноморье не использовал этот метод вообще. А ведь его главной заботой тоже было предотвращение вторжения. Его основной задачей, как ее видел и он, и его правительство, было не допустить десант из Южной Франции на территорию Неаполя или Леванта. Тогда почему он не использовал блокаду? Обычно считается, что он стремился навязать бой тулонской эскадре. Некоторые отрывки из писем Нельсона подтверждают это мнение, однако его диспозиции не оставляют сомнений в том, что желание вступить в бой было сугубо вторичным по отношению к оборонительной позиции, которая была ему поручена. Закрытая блокада была самым эффективным средством достижения этой цели, однако в рассматриваемом случае не было одного из условий, всегда сопровождающих успешную блокаду. Нельсон не имел достаточного превосходства сил, которое могло позволить ему вести блокаду по всем правилам военного искусства. Сложившиеся условия и силы, которые имелись в его распоряжении, не позволяли ему пойти на закрытую блокаду.

Мы имеем и подтверждение этой позиции, написанное рукой Нельсона в 1801 году. Это весомое доказательство, ведь в это время Нельсону была поручена защита Англии от вторжения. Располагая несколькими эскадрами крейсеров, он должен был предотвратить выход вражеских кораблей из нескольких портов – от Флашинга до Дьепа. Сам Нельсон командовал операциями из Даунса. С приходом зимы он посчитал нецелесообразным пытаться продолжать закрытую блокаду и написал в адмиралтейство следующее: «Я считаю, и выношу свое мнение на суд ваших лордств, что следует позаботиться о содержании наших эскадр в компактности и порядке… в районе Дангенесса. В хорошую погоду эскадры могут показываться в море, но не рисковать, не получать повреждения и не позволять выманить себя в Северное море. Так мы всегда можем быть уверенными, что располагаем эффективными силами, которые могут вступить в бой, если возникнет необходимость».

Конечно, пример не вполне типичный, потому что он касается вопроса прямого сопротивления вторжению, а не обеспечения господства на море. Его значение заключается в том, что он характеризует взгляды Нельсона на баланс рисков, то есть риск ослабления закрытой блокады против риска снижения эффективности кораблей, поддерживая ее слишком рьяно.

Учитывая, что таковы были взгляды Нельсона, неудивительно, что даже в 1804 году в Великобритании еще не сложилось общее мнение относительно сравнительных преимуществ открытой и закрытой блокады даже в случае угрозы вторжения. За год до Трафальгара Корнуоллис требовал от адмиралтейства дополнительных сил, чтобы поддерживать эффективную блокаду. Лорд Мелвилл, рядом с которым был Бархам, в ответ рекомендовал «политику смягчения строгости блокады, к которой прибегали ранее». Он возразил, что имеющихся в его распоряжении средств «недостаточно для поддержания необходимой военно-морской мощи, если ваши корабли будут разорваны на куски в вечном конфликте с погодой во время бурных зимних месяцев». Мелвилл жаждал решающих действий, чтобы ослабить невыносимое напряжение. «Позвольте мне напомнить, – далее писал он, – что случаи, когда нам удавалось заставить противника вступить в бой и привести наши флоты к победе, главным образом имели место быть, когда мы находились на удалении от блокирующих позиций». Как мы знаем, в конце концов Корнуоллис добился своего, и вердикт истории одобрил это решение за один только его моральный эффект. Подобные конфликты должны возникать всегда. «Война, – как утверждал Вульф, – это выбор трудностей», и выбор всегда склоняется к одной или другой стороне, в зависимости от обстоятельств, способствующих применению той или иной формы. Невозможно утверждать, что закрытая блокада лучше открытой или наоборот. Это всегда зависит от сопутствующих условий, и решение следует принимать относительно каждого конкретного случая.

Значит ли это, что нет никаких принципов, которые мы могли бы вывести на основе опыта, чтобы упростить принятие решения? Некоторые общие направления, конечно, можно проследить. Главный вопрос заключается в следующем: на пользу ли нам, согласно всем стратегическим условиям, сдерживание противника и выманивание его в море для решительной акции? Предположим, наша политика всегда требует добиваться решения как можно быстрее. Это желание может перевесить необходимость или особая выгода от закрытой блокады одной или нескольких вражеских эскадр. Ситуация может складываться по-разному. Во-первых, может оказаться жизненно важно обеспечить местное и временное господство на определенном оперативном театре, например, если существует угроза вторжения, или если мы хотим переправить на этом участке военную экспедицию, или по какой-то причине возникла острая необходимость, связанная с нападением на торговые пути или их защитой. Во-вторых, даже если мы стремимся к решительным действиям, можно организовать закрытую блокаду одной эскадры, чтобы навязать сражение в наиболее выгодном для нас месте. Иначе говоря, мы можем блокировать одну или несколько эскадр, чтобы вынудить противника силами одной или нескольких других эскадр пойти на прорыв блокады. Так мы заставляем противника или поставить себя под удар, чтобы быть разгромленным по частям, или сконцентрировать свои силы там, где удобно нам.

По любой из указанных причин мы можем решить, что лучший способ реализации нашей цели – использование закрытой блокады, однако вопрос гораздо более широк. Нам еще следует решить, по силам ли нам закрытая блокада и будет ли она средством наилучшим образом использовать военно-морской флот, имеющийся в нашем распоряжении. Закрытая блокада, как более изнурительная форма, потребует больше сил. Мы не можем вести ее достаточно долго, не имея численного превосходства. Но если посредством открытой блокады мы позволяем эскадре противника выйти в море с гарантированным контактом, то знаем, что, даже если наши силы уступают противнику, у нас есть все шансы справиться и не позволить ему установить местный контроль и сломить нашу оборону или серьезно помешать нашей торговле.

И наконец, существует вопрос риска. В прежние времена, предшествовавшие свободному движению и беспроволочному телеграфу, и до того, как флотилия приобрела боевую мощь, всегда был риск не успеть установить контакт вовремя и предотвратить трагедию. Это соображение было доминирующим, когда противник имел эскадру в пределах или поблизости от критического театра военных действий. Поэтому при угрозе вторжения установившейся политикой Британии была закрытая блокада Бреста, причем любой ценой. Всегда существовала вероятность, что благодаря хитрости или изменению направления ветра эскадра, расположенная близко к линии вторжения, может получить временное господство в жизненно важном районе раньше, чем ей будет навязан бой. Эту возможность никогда не осознавали в «узких местах» (Ла-Манш и Ирландское море), и, поскольку мобильность флотов и средства дальней связи получили большое развитие, а возможности сопротивления флотилии стали достаточно высоки, риск стал значительно меньше, чем это было раньше, и возможности для открытой блокады менее ограниченными.

Нет никакой необходимости считать эти принципы бесспорными. Даже если взять великую блокаду 1803–1805 годов, которая, собственно, и определила последующие взгляды на проблему, можно поспорить, причем с достаточной степенью правдоподобия, что ситуация могла быть разрешена быстрее и эффективнее, если бы Гантому позволили выйти из Бреста, так же как адмирал Того позволил русским выйти из Порт-Артура, хотя основания держать их в порту у него были гораздо весомее, чем у британцев в 1805 году. Но в любом случае все свидетельства не оставляют сомнений в том, что закрытая блокада – слабая форма ведения военных действий. В современных условиях возможности открытой блокады расширились, а трудности и опасности закрытой блокады не уменьшились. Также возможно, что определенные преимущества закрытой блокады, которые имелись в эпоху парусного флота, утратили значительную часть своей силы. Когда парусный флот заперт в порту, люди быстро теряют боевой настрой, но это еще не все. Без постоянных тренировок в море невозможно обеспечить эффективность флота, в то время как блокирующий флот постоянно находится на подъеме, чему способствует постоянное напряжение, вызванное необходимостью проявления бдительности и окружающими опасностями. Пока напряжение не превысило пределов человеческой выносливости, оно приносит пользу. В прежние времена превысить пределы было довольно сложно, неудобства, связанные с утомительным бодрствованием, с лихвой компенсировались бьющей через край уверенностью в день сражения. Можем ли мы ожидать аналогичной компенсации в наши дни? Останется ли баланс силы и слабости таким же, как раньше? Учитывая радикальные изменения условий и недостаток опыта за ответом следует обращаться к общим принципам.

Какова же в действительности неотъемлемо присущая закрытой блокаде слабость? Стратегическая теория сразу даст ответ, что это операция, которая включает в себя «сдерживание наступления», то есть ситуацию, изобилующую отрицательными сторонами. Закрытая блокада по сути своей – наступательная операция, хотя ее цель, как правило, негативна, то есть это движение вперед, направленное на то, чтобы не позволить врагу провести наступательные операции прямо или посредством контрударов. Пока с обычной тенденцией путать «поиск вражеского флота» с «превращением побережья противника в свою границу» можно мириться. Но две операции существенно различаются по своим целям. При «поиске» наша цель – вооруженные силы противника. При «превращении побережья» цель неотделима от последующей цели военных действий на море. В этом случае цель – общественные коммуникации. Установив блокаду, мы ведем наступательную операцию против этих коммуникаций. Мы занимаем их и после этого больше ничего не можем сделать. Наше наступление останавливается. Мы не можем вести его дальше к уничтожению флота противника. Приходится ожидать в обороне, удерживая захваченные коммуникации, пока противник не решит идти на прорыв. А в период, пока наступление остановлено, внезапность – важнейшее преимущество в войне – переходит к противнику. Мы остаемся в обороне, не имея никаких материальных преимуществ обороны. Моральное преимущество захвата инициативы остается за нами, но это все. Преимущество, которое мы таким образом получаем, конечно, будет иметь такой же гнетущий эффект в отношении блокируемого флота, как и раньше, но вряд ли в столь же большой степени. Деградация парового флота в порту едва ли может быть такой же быстрой и иметь такое же расслабляющее влияние, как в то время, когда девять десятых искусства мореплавания зависело от умения обращаться с парусами. Для блокирующего флота верно и то, что влияние погодных условий, которое раньше было главной причиной повреждений, стало намного менее выраженным. С другой стороны, физическое напряжение для матросов и офицеров и трудности снабжения стали больше, по крайней мере, если используемое топливо – уголь. Ветер больше не ограничивает перемещения противника. Бдительность постоянная и неусыпная, какой не знали наши предки, является уделом команд блокирующего флота, чтобы не допустить внезапного нападения. Более того, в прежние времена внезапность означала в худшем случае побег противника. Сейчас она может означать уничтожение блокирующего флота миной или торпедой. Вдаваться в детали, как говорится, нет необходимости. Представляется очевидным, что закрытая блокада старого типа в современных условиях демонстрирует отрицательные черты «сдерживаемого наступления» в такой высокой степени, которая практически исключает ее использование.