Шрифт:
Лина остановилась возле двери, обернулась:
– А что взамен?
– Ты знаешь, - развел руками Самохин.
– Да пошел ты! – повторила девушка и хлопнула дверью, оставив юношу в полном одиночестве.
– Ничего, - усмехнулся тот. – Тебе все равно деваться некуда. – И он, опрокинув очередной бокал, потянулся за лимоном. – Приползешь, как миленькая.
– Значит, сколько ты говоришь Ангелине нужно денег? – Майя, поглаживая себя по животу, отодвинула подальше опустевшую тарелку.
– Не могу дать точного ответа. Но она упомянула полмиллиона, - ответил Мурад.
– Ох, ни хрена себе! – вырвалось у девушки.
– Это много?
– Много? Да ты прям как с другой планеты свалился, - похлопала она парня по плечу.
– Я… понимаешь, - начал оправдываться тот, - я прибыл из другой страны, поэтому плохо разбираюсь, - выкрутился Мурад.
– Значит, полмиллиона, говоришь. И как можно быстрее, - почесала Майя затылок.
– Да. Именно так сказал лекарь.
– Лекарь? – засмеялась девушка. – Да, с тобой не соскучишься. – Так вот, полмиллиона – это до хрена.
– Значит, много?
– Говорю же, до хрена.
– Нужно что-то придумать. Я не могу бездействовать, - Мурад встал с места и, дергая плечами, заходил по кухне взад-вперед.
– Да уж! Придумаешь тут!
– Но ты! – он вдруг резко остановился, подскочил к Майе и, взяв ее за грудки, заглянул прямо в глаза. – Ты должна знать, где можно взять эти деньги.
– Эй, ты руки ты отпусти! – стукнула она Мурада по пальцам. – Ты думаешь, я чем занимаюсь?
Мурад опустил руки и вновь нервно заходил по кухне.
– Можно, конечно, попросить хотя бы полсуммы у Алика. Хотя нет, - махнула Майя рукой. – С этой скотиной я больше не разговариваю.
– Даже ради Ангелины? – с мольбой в голосе султан вновь остановился перед собеседницей.
– Знаешь что? Я застукала его в номере с блондинкой, прямо на нашей кровати, - чуть не плача ответила девушка. – И после этого я буду просить у него деньги? Да ты в своем уме? Так, - почесав затылок, продолжала она, - у мачехи Лины понятно, денег нет. У Насти тоже. Даже если бы были, она не дала бы. Та еще стерва!
– Настя? – глаза Мурада заблестели.
– Ага. Сестрица Ангелины. Сводная.
– Эта та девушка, что я встретил в лечебнице? – голос султана задрожал.
– В лечебнице? Ха-ха. В психлечебнице ей самое место.
– За что ты так не любишь ее? – тон Мурада изменился.
– Любить ее? За что? Гадюка – она и в Африке гадюка, - фыркнула Майя. – Только и делает, что пакостит Ангелине. А та – ничего, все прощает. Ради мачехи. Лина ведь у нас святая. Никого обидеть не хочет. Ох, была бы моя воля – придушила бы эту Настю собственными руками, - сжала пальцы в кулаки девушка.
– Но в чем она провинилась? – Мурад почти кричал. – Ответь же мне, девка!
– Что? Как ты меня назвал? – теперь белая футболка султана в области груди была в руках Майи. – Еще одно слово в таком тоне – и ты труп. Ясно? Даже не посмотрю, что ты – дружок Лины. А про эту стерву больше слышать не хочу. Тошнит от одного ее имени. Все понял?
Мурад кивнул и был помилован.
– Так, на чем мы остановились? – потирала ладони друг о друга девушка. – Слушай, а ты что, совсем на мели? – бросила она взгляд на Мурада.
– На мели? – глаза юноши округлились.
– Да ты что идиот или притворяешься? – покрутила Майя пальцем у виска. – У тебя совсем нет денег?
Тот покачал головой.
– А колечки? Камни-то поди настоящие? – подмигнула она Мураду.
– Что ты хочешь узнать. Говори уже, не тревожь душу!
– То, что колечки твои можно продать, если, конечно, камни не подделка, особенно вон то, самое большое с голубым камушком.
– «Сердце султана»? – спросил Мурад, разглядывая пальцы.
– Ого! – воскликнула Майя. – Еще и султана.
– Таково название перстня. Он передается из поколения в поколение в нашей семье. Я передам его шехзаде.
– Шех…кому?
– Своему сыну, - опомнился Мурад, поняв, что сболтнул лишнее. – Этот перстень дорог моему сердцу, - ностальгически вздохнул он. – Но если ты утверждаешь, что можно продать камни… Обожди минуту, - юноша скрылся за дверью.
– Странный тип, - покачала Майя головой.
Через минуту в дверях появился Мурад. В руках у него было его желтое платье, расшитое камнями. Девушка зажмурилась. Под лучами солнца камни ярко переливались, заставляя глаза слипаться.